— Спасибо, Катечка! Мне уже лучше. Сколько я тебе должна за такси и за то, что привела Тима?
— Всё в порядке, твой друг уже со мной рассчитался. — Она склоняет голову набок и заправляет волосы за ушко.
— Максим? — Хмурюсь я.
— Не хотел тебя будить. И потом, Катя была так добра и сварила для нас с Тимофеем замечательную гречневую кашу. — Максим делает глоток чая. — Я люблю её есть с молоком и щепоткой соли.
— Я тоже! — подаёт голосок Тимофей.
— И мне понравилось! — застенчиво улыбается Катя. — Всегда теперь буду так её готовить, — бормочет она почти неслышно, уткнувшись носом в свою кружку.
Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть в кастрюльку. На этой кухоньке можно достать практически до любой точки, не вставая. Заметив движение, Катя снова подскакивает и кладёт мне полную тарелку. Благодарю её, и, попробовав кашу по хвалёному рецепту нахожу, что это сочетание нравится и мне. Поднимаю глаза и восхищённо киваю головой Лосяшу, показывая своё глубочайшее одобрение.
Съедаю порцию, а потом доскребаю из кастрюльки всё, что осталось, вспомнив, что, вообще-то, не обедала сегодня. Катя с Максом смотрят на меня теми же глазами, что на Тимофея до этого — деточка кушает, не мешайте деточке! Я прыскаю со смеху. Вот уж давно не видела, чтобы кто-то так радовался тому, что я поела!
Открываю на сладкое варенье из роз, — последний оставшийся вкусный гостинец из Черногории. Вздыхаю, вспоминая, какие же это были замечательные две недели в Будве. Рассказываю Кате про виллу и про Драгоша. О том, как не хватает мамы и что этих двух недель в году совершенно недостаточно, чтобы напитаться её теплом.
Мне становится неудобно перед Катей. Она выручает меня уже больше полугода, а я знаю, только где она живет и что недавно закончила институт.
— Господи, какая я засранка! Заставила тебя выслушивать всю мою биографию, а про твою даже не спрашивала!
Катя заливается смехом и ерошит свои светлые волосы.
— Да что про меня рассказывать! Приехала из Тулы поступать на педагогический. На дневное не прошла, пришлось пойти на заочку и работать. Вот, зато в магистратуру на бюджет поступила! Живу у тётки в Сокольниках. Хотим с девочками из группы поближе к универу съехаться. Теперь думаю, хватит ли денег, из агентства-то я ушла.
— А как ты туда попала изначально?
— Подружка позвала. Она тоже в педе, на дефектолога отучилась. Нас хорошо в няни берут, особенно если хоть какой-то опыт есть. А я уже в старших классах подрабатывала в садике нянечкой. Ещё у меня трое младших братишек-погодок. Так-то мы с мамой вдвоём жили, а потом она снова замуж вышла. Я их, можно сказать, с младенчества каждого вынянчила! — тепло улыбается она.
— Трое мальчишек! — вытаращивает глаза Макс.
— Что есть, то есть, — качает головой девушка. — Шебутные — ужас. Но сейчас уже в школе все, стараются маму не разочаровывать, учатся только на четыре и пять! — улыбается Катя.
— Что такое «шебутные»? — спрашивает Тимофей, ужасно гордый, что участвует во взрослом разговоре.
Я целую его в нос.
— Значит, озорные, Тим. Как ты.
Сын несколько раз негромко повторяет новое слово, наверное, собираясь вставить его завтра в разговоре со своими одногруппниками. Он приваливается к моему боку и трёт об меня лоб — верный признак, что хочет спать.
— Ээ, друг, не вздумай заснуть! Нам ещё нужно принять ванну и почистить зубы! — говорю я, похлопывая сына по спинке.
— Надя, я, наверное, поеду. Вам спать пора, да и мне завтра на учёбу рано вставать, — обращается ко мне Катя.
— Конечно, Кать. Спасибо ещё раз, что выручила! Я сейчас тебе такси вызову. Туда же, в Сокольники?
Девушка утвердительно кивает, но тут вмешивается Максим.
— Всё в порядке, Надя! Я могу отвезти Катю, это же как раз по пути.
Няня светлеет лицом и переводит взгляд то на меня, то на Макса. А я пытаюсь понять, почему мне не нравится эта идея.
— Максим, ты… не устанешь такой крюк делать?
— Да какой крюк, — тепло улыбается Макс, — всё же в одну сторону. — Давайте, Катя, собирайтесь, я вас отвезу. — Он встаёт со стола, складывает грязную посуду в раковину и ловко её перемывает, пока няня бежит в туалет на дорожку.
— Позвони мне, когда доедешь? — прошу я.
— Конечно! — Озадаченно поднимает бровь Макс. — Не волнуйся, Надя, мы ведь не в пригород едем. — Он подмигивает мне, вытирает руки и идёт одеваться.
Я шагаю следом и наблюдаю, как Максим обувается и натягивает дождевик. Катя уже стоит у дверей, держа в руках зонтик и сумку.
— Спасибо большое тебе, Катечка, — благодарю я девушку. — И тебе тоже спасибо! Ты меня просто спас сегодня! — Обращаюсь я к Максу, а когда он тянется ко мне, чтобы обнять, повторяю:
— Сразу же позвони, слышишь?
Глава сорок четвёртая
После того как Максим с Катей уезжают, я не могу найти себе места. Отвечаю Тиму невпопад, перепутала его книжки, а вместо клубничной пены для ванны налила ему свою, хвойную. Я постоянно поглядываю на телефон, мысленно отсчитывая расстояние: вот он должен проехать Преображенку, вот Сокольники, вот, наверное, подъезжает к дому… Когда телефон вибрирует сообщением, я так резко хватаю его, что почти роняю на пол: «Я дома, всё хорошо».
Наверное, пора угомониться, но меня продолжает точить червь сомнения. Успокойся, ругаю я себя. Ты держишь его во френдзоне, сама отвергла, когда он пришёл с открытым забралом! Собака на сене! Ни себе, ни другим! Катя — хорошая девушка, убеждаю я себя. Очень милая и серьёзная. Такая составила бы Максу отличную пару. Не то что я, параноидальная истеричка.
Но через двадцать пять минут я сдаюсь и звоню Максу видеозвонком.
Он отвечает почти сразу.
— Надя? — слышу я удивлённый голос, но вижу только темноту.
— Максим, я просто волновалась, что ты действительно нормально добрался, — говорю я.
— Сейчас, подожди секунду, — тяжело дыша, говорит он. Телефон вплывает в круг света, а следом появляется и голова Макса в бейсболке козырьком назад. Теперь я вижу, что он стоит на улице, под фонарём.
— Что ты делаешь? — Удивляюсь я.
— Дождь закончился, вышел на пробежку, — запыхавшись, отвечает мне Макс. — Вот смотри! — Он медленно поворачивается с телефоном вокруг себя, и я вижу выхваченные из полумрака, залитые водой асфальтовую тропинку, часть скамейки, мокрые деревья.
— О! — только и могу сказать я. Щёки заливает румянцем. Ну и дура!
