для меня.
Ну, может, не прямо для меня, а для помощницы Каца, но мысль, что я чуточку “значима”, вызывает теплый отклик.
Откладываю тюбики. Гоню тревогу и выхожу из ванной.
За другой дверью обнаруживаю маленькую кладовую, похожую на шкаф. Пустые вешалки и ящички. Наверное, это и есть та самая “гардеробная”, что так часто показывают в фильмах про богатую и сытую жизнь.
Не сразу врубилась, какое именно это пространство, так как в фильмах обычно полки забиты пестрыми сумочками всех цветов, палитр и дорогущей обовью от именитых дизайнеров. А мой старый чемодан с поцарапанным боком здесь смотрится как-то слишком уныло и безлико. Жалко даже.
Впрочем, как и я сама.
Почему-то захотелось расплакаться. Забиться в самый угол этого пространства и зарыдать.
Потому что это все чужое. И я здесь чужая. Мне страшно от того, что я ввязалась в игру матерых акул, которые способны перегрызть меня за малейший промах.
Закрываю глаза и пытаюсь вернуть себе самообладание.
Желая отделаться от странных угнетающих эмоций, я открываю чемодан, распределяю свои вещи по полкам.
Я не понимаю ситуации, но мне сильно хочется рассказать Димитрию о том, что замышляют за его спиной. О том, что меня заставляют вести какую-то игру, а я не хочу. Хочется признаться даже не потому, что воспылала любовь к магнату, нет. Просто все это слишком мерзко и неправильно. Не по совести.
Но что именно я могу предъявить незнакомому властному мужчине?
Мое слово против слова директора завода.
У меня нет ни улик, ни доказательств. Все, что ни скажу Кацу, будет воспринято им бредом. Ввиду моего нежелания быть его помощницей.
– Терпение, Елецкая. Проблемы решаем по мере их поступления! Пока мне нечего сказать Димитрию.
И проблема у меня сейчас совершенно иная.
Федя.
Я попыталась себя отвлечь, но не получилось.
Наматываю круги по комнате, как ненормальная, и понимаю, что мне нужно бежать, остановить.
Внутри клокочет злость, поднимает голову тревога.
Чтобы окончательно не слететь с катушек, быстро выхожу из комнаты. Обидно, что брат не слушает, задвигает меня и решает помахаться с тем, кто старше и явно опытнее. Не ставя меня ни в грош.
А если его покалечат?!
К черту все уговоры!
Сама найду этот зал.
Пробегаюсь по коридору. Вылетаю на ступеньки.
На повороте спотыкаюсь. Лечу носом вперед, неуклюже взмахнув руками.
Жмурюсь.
Готовлюсь рухнуть вниз и переломать себе кости, но носом утыкаюсь в сталь, обтянутую кожей…
В ноздри сразу забивается запах очень резкий, горький, с примесью полыни и весенних трав.
Он продирает насквозь, забивается в легкие, душит.
Голова кружится.
То, что изначально показалось ароматом дорогих духов – это просто запах.
Чистый аромат мужского тела.
Взглядом упираюсь в собственные ладони, лежащие на мокром торсе.
Его кожа обжигает. Горячая. Бархатистая.
Сталь под шелком.
Пальцы начинает покалывать. Близко.
Боже, как же он близко.
Запоздалый судорожный выдох.
Я все же испугалась.
Не спешу поднимать взгляд, чтобы наткнуться на прожектор изумрудных глаз.
Сильные пальцы держат меня навесу. Прижимают и заставляют прогнуться в спине. Слишком неестественно бедра соприкасаются с мужскими ногами, которые я обхватила.
Пальцы прожигают сквозь одежду, а мои собственные ладони замирают на мужской груди, чувствуя жар разгоряченного тела.
Сглатываю и пытаюсь отдернуть руки, оттолкнуть, освободиться от сжимающих меня пальцев, но не получается.
Наконец, собравшись с силами, поднимаю взгляд.
В растерянности сталкиваюсь с холодным объективом глаз.
Димитрий рассматривает меня отстраненно, но вместе с тем явно давая оценку тому, что он видит.
– П-простите.
Наверное, я покраснела, меня жаром обдает от того, как сильные пальцы вдавились в меня.
– Нет.
– Что?
– Ты чуть не свернула себе шею.
– Я просто… я…
– Еще раз посмеешь так бегать по лестницам, накажу.
Сказал вроде спокойно, но у меня по телу все волоски дыбом встали от угрозы, которую я услышала в ледяных интонациях.
– Я… волновалась…
Не могу справиться с собой. Слова застревают в горле. Димитрий и бровью не ведет, наблюдает и не позволяет отстраниться.
Взгляд все время цепляется за мощную грудную клетку с татуировкой. Капельки влаги блестят и переливаются, так и хочется провести ладонями по литым мышцам.
Но это непозволительно, да и у меня храбрости не хватит.
Все равно, что хищника погладить.
– Федя… с ним все в порядке?
– В полном.
Выдыхаю с облегчением.
Пытаюсь освободиться и слезть с мужских бедер, в которые я так неуклюже впечаталась, но не получается. Ерзаю на месте и чувствую, что мужчина подо мной напрягается, мышцы становятся просто каменными.
Он не дает отстраниться. Ощущаю себя безвольной букашкой, прибитой к стене.
– Поставь меня, пожалуйста… – собравшись с силами, тихо шепчу, голос не слушается, тело обдает жаром.
– Зачем?
Не нахожусь с ответом.
Не разберусь в своих ощущения. Мне дико страшно, но вместе с тем…
Захват этих крепких рук кажется самым надежным.
Близость Каца кружит голову.
Порабощает.
Он обладает властью надо мной. Тягой.
Глупая девчонка попалась в лапы хищника.
– Ты не переоделась.
– Не до этого было. Что не так?
– Все.
Ничего не понимаю.
Чувствую, как наматывает мои волосы на кулак.
Тянет за косу. Заставляет откинуть голову, сильно прогнувшись в спине.
Вскрикиваю.
– Ты делаешь мне больно.
– Даже не начинал.
Сталкиваюсь взглядом с зелеными прожекторами.
У самой перед глазами белые пятна. От жара его рук. От острого натяжения в корнях волос.
Он смотрит на мое открытое горло так, что я уже чувствую, как крепкие зубы хищника впиваются в плоть, убивая.
От горького запаха разгоряченного мужского тела, чуть влажного от пота, который я продолжаю чувствовать под пальцами, становится не по себе.
Слишком лично. Никто еще никогда не был ко мне настолько близок. И я теряюсь. В его ледяном взгляде. В запахе.
Черт.
Наваждение.
– Димитрий, отпусти… – шелест вместо слов и мой растерянный взгляд тонет в зелени ледяных изумрудов.
Не отпускает, пальцы сильнее впиваются в мою плоть.
Проходится вдоль руки и скользит по спине, оставляя пульсирующий жар.
Паника подкатывает странной истомой и тошнотой.
Смотрит на меня все так же холодно, но мне почему-то кажется, что он сейчас думает: фаршировать меня или отправить на гриль.
Не знаю. Слишком плотоядный взгляд.
Внезапно показывает белоснежный оскал. Улыбка? Нет. Так хищники оголяют клыки и демонстрируют свое превосходство над соперником в животном мире.
Сердце замирает.
Страх.
Первобытный. Он окутывает.
Напряжение. Оно пульсирует.
Воздух становится вязким. Не продохнуть.
А
