того, что улетел с соревнований ко мне?
Пашка бросил свои папки на столе и обернулся ко мне.
— Давай ты сейчас не будешь брать на себя вину. — раздражённо и даже осуждающе смерил меня взглядом. — Я сам принимаю решения и отвечаю за них тоже я.
Я закусила губу и согласно кивнула. Сам так сам. Только обида за мужа неумолимо закипала в груди.
— Юла, — Пашка пытался говорить спокойно, но я не могла отвести взгляд от, выдающего его напряжение, нервно сжимающегося кулака. — Мне плевать на спорт. Я всё равно не планировал посвящать себя ему.
— Тебя выгнали! — ахнула я.
— Сам ушёл.
— Сам?
Пашка опустил голову, тяжело вздохнул, с усилием распрямил пальцы крепко сжатого кулака. Тряхнул отросшей за лето шевелюрой и поднял на меня лицо.
— Тренерский совет отстранил от тренировок. Скандал был знатный. — нервно улыбнулся. — Вынесли решение на совет команды. У парней мнения разделились. Кто-то предложил гнать меня из команды. Они же проиграли всё что могли на тех соревнованиях.
— И всю вину возложили на тебя? — возмутилась я. — А без тебя они не способны выигрывать?
— Ай, ладно, забей, Юла. — махнул рукой Пашка. — Я не жалею. Я поступил как должно.
— Но это несправедливо!
— Как ни крути, Юль, я подвёл их всех. Сорвался с соревнований, бросил команду. Что-то подобное я и ожидал в конце концов.
Я пыталась сдержать слёзы обиды, но губы предательски дрожали и кривились. Пашка встал со стула, подойдя ко мне, обнял и крепко прижал к себе.
— Не расстраивайся, малышка, всё будет хорошо. Я не жалею. Ты важнее всех их, вместе взятых. Я люблю тебя.
Пашка давно не говорил мне этого. У нас было негласное табу на разговоры о любви. Я не могла ему сказать этих слов, а он не навязывал мне свои чувства. Да и зачем слова? Я чувствовала всё и без них. Его любовь, ежеминутную заботу, внимание.
Я только тяжело, со всхлипом вздохнула в широкую, твёрдую грудь мужа. Обняла двумя руками за талию и прижалась покрепче.
— Я с тобой, Паш. Ты тоже не молчи. Если тебе плохо, трудно, говори со мной.
Пашка взял моё лицо в ладони и внимательно посмотрел в глаза. Надежда в его взгляде полыхнула синим пламенем так явственно, что я зажмурилась, чтобы не разрыдаться от переполнявших меня чувств.
— Со мной? — хрипло переспросил, обдав горячим дыханием моё лицо.
— С тобой. — кивнула, не в силах открыть глаза и встретиться с горящим взглядом. Облизнула пересохшие губы и тут же почувствовала на них горячие и настойчивые Пашкины.
Я пыталась отпустить ситуацию, не зацикливаться на неудачах, как советовали психологи в доступном когда-то интернете, но время шло. Неумолимо и безжалостно отдаляло меня от надежды, что родится именно мой мальчик. Мой сынок. Крамольные мысли, что, возможно, будет другой ребёнок, всё чаще прокрадывались в голову, заставляли сердце сжиматься в болезненный комок. Я молила бога, вселенную, мироздание, того, кто вернул меня в эту жизнь о Серёжке!
Мрачный и студёный март уже вступил в свои права, выдул остатки снега с мёрзлой земли, смешав его с серой копотью и песком. По свинцовой глади реки плыли подтаявшие, грязно-жёлтые льдины и такого же цвета небо нависало над городом, давя сверху тоской и неприкаянностью.
Беременность так и не наступила. Каждый месяц я с тайной надеждой ждала определённые дни, но мой цикл работал как часы на Спасской башне. Точно и без сбоев.
Всё тяжелее становилось сдерживать эмоции, когда девочки на работе или кто-то из знакомых, спрашивали, не беременна ли я. Словно назло заводили эти разговоры.
— Для себя решили пожить? Правильно!
— Смотри Юлька, потом тяжело рожать будет! Не затягивайте!
— У тебя что, не получается забеременеть? Сходи к врачу.
— У мамы есть одна знакомая бесплодная. У неё вообще детей не было. Представляешь?!
— Детей-то рожать собираетесь? Или так и будете только для себя жить?
— Как без ребёнка-то? Кто в старости стакан воды подаст?
Беспардонные эти вопросы и разговоры раздражали и заставляли нервничать ещё больше. В конце концов, я стала грубо хамить в ответ и обрывать любопытствующих на полуслове: "Какое вам дело?" Люди отступали, но неприятный осадок от разговоров оставался.
Каждый раз, когда наступали женские дни, я тайком плакала в ванной, а Пашка с каждым месяцем мрачнел всё больше.
Я чувствовала, что и секс у нас становился похож на отчаянную попытку сделать ребёнка, а не доставить удовольствие нам обоим.
Даже то тепло, что возникло между нами, таяло, истончалось, неумолимо утекало, как вода между пальцев. Муж отдалялся, всё больше времени проводя за учёбой и переводами в своей бывшей комнате, превратив её в рабочий кабинет. А я не знала чем его удержать. Что я могу ему предложить? Горячий ужин? Заботу и ласку? В прошлый раз его ничто не остановило. Даже моя искренняя любовь и обожание. Даже сын.
— Юля, нужно поговорить.
Я так глубоко задумалась, сидя перед пишущей машинкой, на которой изливала свою тревогу бумаге, что не услышала, как Пашка вошёл в комнату. Босой, в домашних брюках и футболке, со взъерошенными волосами, словно запускал в них пальцы и дёргал в разные стороны. Несмотря на это, муж выглядел очень серьёзным и собранным.
По напряжённому выражению его лица поняла, что разговор будет для меня непростой. Даже тяжёлый. Если не убийственный. Вот в одну секунду поняла, что это ВСЁ!
— Ты меня бросаешь? — страх сковал тело так, что я не могла даже гордо выпрямиться. Только голос звенел, срываясь в фальцет. О чём Пашка думал последние два дня, закрывшись в комнате под предлогом работы и сведя наши разговоры практически к нулю?
— Бросаешь?
Пашка болезненно поморщился, словно мой вопрос хлёстко ударил по лицу.
— Зачем ты так, Юль? — муж сел рядом на диван, развернувшись ко мне всем телом в одним слитном движении. — Давай поговорим. Мы взрослые люди, я хочу, чтобы ты поняла меня. Выслушай для начала.
Я в панике шарила взглядом по мужу, по дивану, по журнальному столику, с печатной машинкой, для удобства продвинутому ко мне, и не могла ни за что зацепиться. В конце концов, уставилась на свои, лежащие на коленях, руки.
— Ну давай, говори.
— Юль, — Пашка рассеянно потёр пальцем бровь. — Я же рассказывал тебе, что у меня, кроме Сергея, не было детей?
Я сцепила пальцы в замок и с силой сжала их, готовясь услышать что-то неприятное, возможно болезненное.
— Их не было не потому, что я или мои жёны не хотели детей.