если бы кто-нибудь знал тайну его происхождения. Впрочем, один человек знал, но некоторые обиды делают людей слепыми.
– Прекрасно, – живо отозвалась Ива. – Это именно то, что мне было нужно. Ну вот, мы и пришли…
Мэтт выглянул из капюшона и чуть не упал.
– Во что ты превратила мою лужайку? – практически взревел он.
В конце участка виднелось довольно массивное и совершенно новое строение, а вся лужайка, на которой гости Шанель имели обыкновение гулять или играть в гольф, была теперь огорожена высоким проволочным забором, и по ней бегали собаки всех мастей и пород. Отдельная территория была полностью обнесена проволочной сеткой – здесь жили кошки.
– Не твою. Эта территория – моя собственность. Показать документы?
– Не надо.
– Ну почему-же. С памятью у тебя, видно, до конца так и не наладилось…
– Наладилось, – резко возразил ей Мэтт.
Голос его был жёстким. Ива подняла на него глаза и столкнулась с таким же жёстким и решительным взглядом.
– Вернёмся к подарку, – спохватилась она.
Вошла в вольер, подозвала серую в оранжевых пятнах собаку, ловко накинула ей ошейник и, приласкав, аккуратно вывела к Мэтту.
– Знакомься, это Боня. Вот уже пару лет, как он нелегал и проживает у меня, поскольку его законные три месяца на усыновление истекли, и системой ему была назначена смерть от снотворного. Боня глухой, поэтому его никто не хочет. В смысле его никто не хочет, потому что он тебя не слышит, а, следовательно, не понимает твоих команд. Читать по губам он так и не научился, и вряд ли это случится, поэтому его новый хозяин должен отличаться терпением и пониманием. Поздравляю с днём рождения!
Ива вручила Мэтту поводок.
– Теперь вы можете надеть кольцо на палец невесты, – пошутила она.
Мэтту хватило пол секунды, чтобы здраво рассудить: откажись он от приза сейчас, никакого шанса на сближение с Ивой уже не будет. Поэтому спокойно, а не обречённо, он принял поводок, нацепил его на ошейник собаки и торжественно объявил:
– Клянусь заботиться о тебе, как о себе самом, и хранить верность до самой смерти моей!
– Аминь! – припечатала Ива.
А Мэтт подумал, что разберётся с собакой позже – передарит Бену, в конце концов, вон у него сколько ребятни, те только обрадуются.
– Ты замёрзла, – заметил он. – Пойдём в дом?
Ива и впрямь вся покрылась гусиной кожей, за то время пока они с Мэттом шли к вольеру, у неё посинели губы и пальцы, но холода она не чувствовала. Единственное, что её заботило – это чтобы поскорее убрался Мэтт.
– Мэтт, – начала она аккуратно. – Я занята.
– Ты не имеешь права говорить мне «нет», потому что у меня сегодня день рождения, – напомнил он, снимая с себя толстовку.
– Мэтт, ты родился семнадцатого ноября, и я об этом помню.
– Двадцать девятого февраля я родился заново. С тех пор каждый месяц отмечаю.
С этими словами Мэтт накинул свою толстовку Иве на плечи и улыбнулся.
Это было правдой. Такой метод борьбы с депрессией был рекомендован психологом, а Мэтт старался его слушать с особым прилежанием с тех пор, как ему отменили таблетки для прекрасного настроения. Впрочем, в последние дни Мэтту всё-таки выдали на них рецепт, и теперь дома в шкафу стояла заветная бутылочка, однако Мэтт ещё не притронулся к ней ни разу. Сегодняшнее утро он пережил с ней в руках, но так и не открыл, потому что чувствовал, как-то глубинно понимал, что ему нужны не таблетки. Поставил пузырёк на место и направился к Иве.
Ива сбросила толстовку и, протягивая её Мэтту обратно, наконец, разглядела его лицо – под глазами чернели нездоровые пятна. В последние две ночи он почти не спал.
– Тебе плохо? – тут же спохватилась она и машинально прижала толстовку к груди.
Мэтт это заметил. И ничего в этот момент ему не хотелось так, как быть толстовкой.
– Да. И знаешь, ты тоже выглядишь уставшей.
– Со мной всё в порядке… – начала было Ива.
– А я чувствую себя одиноким, – перебил её Мэтт. – Позволь мне позаботиться о тебе… о твоём отдыхе сегодня, и это поможет мне от одиночества, а тебе от усталости.
– Мэтт, чего ты от меня хочешь?
– Всего лишь чтобы ты составила мне компанию.
– Позвони Бену!
– По воскресеньям он занят.
– Ну ничего, ради дня второго рождения друга отменит разок свою семейную посиделку!
– Ива, я не хочу Бена, я хочу тебя…
Ива ушам своим не поверила. Кровь прилила к её лицу и не только к нему, но она как-то сразу вспомнила то, что случилось семь лет назад, что так сильно её изменило, и поморщилась. Нет, этому человеку никогда не было, нет и не будет места в её жизни. А все его слова – яд.
Мэтт словно услышал её мысли.
– Слушай, я давно уже хочу тебе сказать, что я не такое дерьмо, каким сам себя выставил. Я знаю, что это не оправдание, но паршивый день превратил меня в монстра и мудака. Хотя, мудаком я был и до этого, но не монстром. Я не хотел тебя обижать, Ива. Мне было дерьмово, и я… если бы мог, вернул бы тот день и никогда бы не сказал тебе то, что сказал. Прости меня. Пожалуйста.
– Да что ты! – оскалилась Ива.
У неё впервые за долгие годы защипало в носу, и, чтобы скрыть, чтобы остановить позорную слабость, она прибегла к самому действенному методу – нацепила широченную улыбку, которая, натянувшись на боль её израненной души, превратилась в оскал.
– Ты всерьёз думаешь, что я годы напролёт лелею обиду и помню какие-то там слова? Да ты чего, парень? Не слишком ли много на себя берёшь? Как я посмотрю, твоему самомнению нужна кастрация!
– Возможно, – грустно улыбнулся Мэтт. – Я не против – кастрируй.
Ива почувствовала себя в западне.
– Мэтт, тебе пора домой.
– А вот ты знаешь, что на самом деле делает человека счастливым? Оказывается, не деньги, не успех, и не слава, – сообщил Мэтт, снова натягивая толстовку на маленькие худые плечи Ивы, одетой в одну футболку и джинсы, и подталкивая её к дому.
– Я и не думала, что это деньги, успех или слава.
– Ну, ты у нас особенная. А
