здесь, пожалуйста! – зашептали оба и одновременно. – Мы к маме хотим.
– К маме нас сейчас не пустят. Так что поедем мы ко мне. Чемоданы ваши где?
Ядвига, летая на самолетах сама много и часто, приучила к этому же и детей. У каждого ребенка был свой детский чемодан. У Янины розовый с мультяшной принцессой, у Эрика синий с машинками.
– А мы не знаем. Они же в машине были, – Янина, как более рассудительная, ответила и за себя, и за брата. И следом вопрос, которого он сам боялся:
– Алекс, а мама… она же выживет, правда?
Алекс уговаривал себя, что Ядвига сильная, она справится. Это же он говорил и детям. Говорил, успокаивая и их, и себя.
В его доме были две гостевые спальни. Ядвига с детьми тоже в них ночевали пару раз. Так что в шкафу даже нашлись их футболки. В тот первый вечер дети уснули, едва умывшись.
Ядвига не справилась. Не смогла. Не захотела.
Ему позвонили, когда он уже подъезжал к больнице. Бросил короткое:
– Я подъезжаю. Буду у вас через пять минут.
– Хорошо, я подожду Вас в холле, – услышал в ответ.
Врача он увидел сразу, едва вошел в приемное отделение.
– Я могу ее увидеть? – кажется, он только что перебил врача на середине фразы. Плевать. Этот седой мужик явно не в первый раз говорит подобные слова родственникам пациента.
Врач замолчал, а потом кивнул:
– Пойдемте.
Ядвига лежала еще на той же кровати и даже в той же реанимационной палате. В этот раз его к ней пустили.
Аппараты уже не мигали и не издавали свои монотонные звуки, которые были слышны даже через стекло в стене. Как раз через него Алексу и детям разрешали на нее смотреть. Еще утром здесь было все по-другому. Сейчас стояла тишина, мониторы были выключены, провода и трубки не тянулись к рукам и рту Ядвиги.
Врач завел Алекса в палату и тут же вышел со словами:
– Не буду вам мешать.
Алекс благодарно кивнул врачу, дождался, когда за ним закроется дверь, и шагнул к кровати той, что последние несколько лет была ему близка. Сначала как женщина и его директор, потом уже как подруга.
Врут все, когда говорят, что не может быть дружбы между мужчиной и женщиной. Между ними же была. Хотя, если уж быть объективным, то они с Ядвигой были не только друзьями, но и бывшими любовниками.
Да твою ж в душу! Что за ерунда ему сейчас лезет в башку?
Ядвига лежала на спине, ее руки лежали поверх простыни, вдоль тела. Тонкие кисти, аккуратный маникюр с короткими ногтями на тонких изящных пальцах. Она сделала его как раз перед этой своей поездкой. Он это точно знает, потому что звонил ей, а она ответила, что на маникюре, и пообещала перезвонить уже по дороге.
И ведь сдержала свое обещание, перезвонила. Яся всегда сдерживала свои обещания. Всегда и все… Кроме этого.
Красивые пальцы, красивые кисти. Изящные.
Ядвига, помнится, говорила ему, что ей с ее руками даже предлагали работу моделью. Модели с такими красивыми руками, как у нее, очень востребованы. Есть ведь реклама не только одежды, но и колец, часов, браслетов, перчаток, того же маникюра, наконец.
Да какого лешего ему дался этот маникюр!
Мертвых он никогда не боялся, а сейчас тем более. Сейчас ему было важно взять ее за руку. Надо же, еще теплая.
– Как же так, Ясь? – спросил с укором и вслух, не боясь показаться дураком в глазах медсестер и врача. Уверен, они и не такое видели и слышали, работая здесь.
– Я ведь видел, что врачи боролись за твою жизнь, Ясь, видел. Вот только не надо мне сейчас говорить, что твои травмы были несовместимы с жизнью. И не с такими переломами выживали и выживают. Подумаешь, передвигалась бы на инвалидном кресле, но зато жила бы! Черт, Яся, за что ты так со мной? Ладно я, ведь и не в таком дерьме побывал, но Янина и Эрик? Почему ты решила, что им со мной будет лучше, чем с родной матерью, пусть и передвигающейся в инвалидном кресле, а? Молчишь? Правильно, лучше молчи, Ясь! – Алекс хмыкнул.
– Я уверен, что ты еще здесь и слышишь меня. Ты опять все решила за нас двоих. Яська, настырная ты женщина. Ты всегда добивалась того, чего хотела. Всегда. Даже меня смогла убедить когда-то. До сих пор удивляюсь, как ты это сделала, веришь? – он помолчал, вспоминая тот визит Ядвиги в свою квартиру сразу после того, как его выпустили.
– Я обещал тебе это тогда, когда ты в первый раз завела со мной этот разговор, повторю это и сейчас: я дам твоим детям все, что смогу. Они получат лучшее образование и преданного если не отца, так друга. Я порву любого, кто только подумает обидеть их. В этом я тебе клянусь. Иди с миром, подруга. Надеюсь, свидимся с тобой на том свете. Уверен, ты понимаешь, что теперь не так быстро. Мне, в отличие от тебя, не на кого оставить детей. И, Яся, знай, я все равно докопаюсь до правды. Если это твой упырь Свищ виноват в аварии, то из тюрьмы он никогда не выйдет. Это я тебе тоже обещаю!
Александр появился на работе уже после похорон Ядвиги. Появился спустя лишь три недели.
Кто мог знать, что самым трудным этапом окажутся даже не сами похороны Ядвиги, а вызволение детей из плена органов опеки. То, что Агнесса отпустила тогда с ним детей – это было удивительно. Особенно на фоне того, что они потом устроили, заявившись в его дом на следующий день после похорон Ядвиги.
И Александра не отпускало чувство, будто нарочно они свой визит в этот день запланировали. В подтверждение его догадки было то, как Агнесса внимательно смотрела на него, и то, как принюхивалась, тянув носом в его направлении.
Напрасное, кстати, подозрение. Он вчера, как и полагается, выпил рюмку за упокой души Ядвиги. Но выпита она была за поминальным столом и всего одна. Канули в лету те времена, когда они с Герычем и Пашкой могли по одной бутылочке на брата уговорить.
Не тот вчера повод был, чтоб старые времена вспоминать. Хотя, справедливости ради, не ожидал Александр того, что и Герберт, и Павел будут на похоронах.
Были. Поддержали.
И поминальную рюмку поднимал с ним. Хоть и не знали они Ядвигу лично, но пришли, уважили. Похоже, оба знали, кем
