— Да, я знаю, — мрачно сказал он, и взгляд его серебристых глаз снова обратился к ней. — Твой поступок, Роми, заслуживает всяческого восхищения, но я так и не приблизился к пониманию того, почему…
— Мы физически не выполнили наших супружеских обязанностей? — Роми посмотрела на свои ничем не украшенные руки.
— Вот именно.
Роми думала о Марке и о том, как старалась утешить и ободрить его. О том, как долгими, темными ночами держала его руку в своих, пытаясь отогнать его страхи. Хотя бы в этой малой степени она давала ему то, чего он не мог получить от нее никаким другим путем… Она подняла на Доминика внезапно увлажнившиеся глаза; ее лицо выражало полнейшее смятение.
— Это история Марка, — сказала она.
— А Марк мертв! — Он почти со злобой хлестнул ее словами.
Да. Марк был мертв. И Марк любил ее — в той степени, в какой был вообще способен любить кого бы то ни было. Последнее, что он сказал ей перед смертью, были слова: «Будь счастлива, Роми. Обещай мне». И она ответила сквозь едва сдерживаемые слезы: «Обещаю».
— Я не спала с Марком до того, как мы поженились, — медленно заговорила она.
— В чем мы только что убедились, — резко бросил он; его полуприкрытые веками глаза смотрели подозрительно.
Роми сглотнула.
— Он объяснил это тем, что любит и уважает меня и поэтому хочет подождать до свадьбы.
— Продолжай.
— Я знала, что в наше время большинство людей ведет себя иначе, но почему-то и сама была рада подождать. — Роми снова сглотнула. — Мне казалось, такое решение доказывало, что он очень меня любит. И потом…
Уловив дрожь у нее в голосе, Доминик нахмурился.
— Что потом?
— Я уверилась, что на самом деле хотела подождать. Что у меня не было желания немедленно прыгнуть к нему в постель. Что я не такая легкомысленная, как… как…
— Как твоя мать? — вдруг догадался он, и словно какая-то пелена спала у него с глаз.
— Да. — Роми почти машинально застегнула еще одну пуговицу на рубашке, не замечая, что глаза Доминика неотступно следят за ее движениями. — Потом я встретила тебя. В лифте. Ну, а дальше… дальше ты сам все знаешь.
Она стала яростно тереть глаза тыльной стороной сжатой в кулак руки, и Доминику пришлось подавить в себе желание пересечь комнату и снова заключить ее в объятия.
— Да, — сказал он суровым тоном. — Я знаю, что было дальше. Это воспоминание с тех пор преследует меня повсюду, Роми.
— И меня тоже! — зло откликнулась она. — Или ты и впрямь думаешь, что я вела себя таким образом с каждым симпатичным встречным мужчиной? Ну? Ты думаешь так или нет?
— Нет, — не медля ни секунды, ответил он. — Я так не думаю. Она торопливо смахнула со щеки слезу. — Когда я в тот день вернулась к себе в номер, я не знала, что мне делать. Может быть, я бы даже поговорила с матерью, да только она валялась на кровати мертвецки пьяная. А потом пришел Марк, и я…
Она подняла голову, и Доминик, прочитавший правду в ее темных глазах, отшатнулся, будто она его ударила.
— Ты рассказала ему? — недоверчиво спросил он. — Ты рассказала Марку?
— Конечно, я рассказала ему.
— Что конкретно ты ему рассказала? — Его глаза угрожающе сверкнули.
Роми сглотнула.
— Я сказала ему, что мы позволили себе… интимные ласки. Что при других обстоятельствах мы, вероятно, занялись бы любовью. В конкретные подробности я вдаваться не стала.
— Слава Богу! — негромко произнес Доминик. — Я дала ему возможность отменить свадьбу, но он и слышать об этом не захотел. Он во всем винил себя, говорил, что сам поставил меня в такое положение, потому что… — она с трудом перевела дыхание, — потому что не занялся со мной любовью. Он сказал мне, что ты относишься к тому типу мужчин, у которых всегда сотни любовниц, и что даже если я отменю свадьбу, то буду тебе нужна не дольше, чем на одну ночь.
— Вот как? — спросил Доминик тихим, бесстрастным голосом.
Она сложила вместе побелевшие в костяшках кулаки.
— Он просил и умолял меня остаться с ним и выйти за него замуж.
— И ты согласилась? — спросил он, словно не веря услышанному. — Ты согласилась?
Ее глаза были странно пусты.
— Да, я согласилась, — печально сказала она. — Но я была очень молода, Доминик. Мне было страшно, я чувствовала себя виноватой и запутавшейся. И я хотела вырваться из той обстановки, которая меня окружала. Марк это знал, он играл на моих слабостях, а я, надо признаться, позволяла ему… Да и оптимизма у меня было хоть отбавляй. Я убедила себя, что в нашу брачную ночь моей любви и привязанности к Марку будет достаточно, чтобы стереть всякую память о тебе.
— Но этого не произошло?
Роми покачала головой.
— Нет, не произошло. Мы не занимались любовью ни в брачную, ни в какую-либо другую ночь.
— Марк не захотел?
— Марк не мог, — сказала она бесцветным голосом. — Марк страдал импотенцией.
Доминик шумно вздохнул. Боже правый, с горечью сказал он про себя.
— И когда ты это обнаружила, Роми?
Она сглотнула.
— Фактически в нашу брачную ночь. Он тогда мне и сказал об этом.
Глаза Доминика сузились от едва сдерживаемого гнева.
— Он заранее был готов сделать с тобой такое? Вступать в брак без брачных отношений?
Роми уставилась на него округлившимися глазами. Ей раньше ничего подобного и в голову не приходило…
— Марк сказал мне, что секс никогда не вызывал у него интереса, но он боялся проконсультироваться по этому поводу у врача. А когда все-таки сделал это, вскоре после нашей свадьбы, то выяснилось, что у нас осталось очень мало времени.
— И, конечно, ты не могла в тот момент бросить его, верно? — высказал он свою догадку.
— Разумеется, не могла, — сказала Роми. — И он этого не хотел.
— Эмоциональный шантаж, — медленно произнес Доминик.
— Ну, все было гораздо сложнее, чем ты сформулировал, Доминик. Я некоторым образом ощущала, что это самое малое, что я могла сделать после того, как предала его, да еще с его лучшим другом. На мне лежала по крайней мере часть вины за то, что вашей дружбе пришел конец. И все было не так уж плохо, как сейчас кажется. Марк мне нравился. Всегда нравился. Нет, жизнь с ним не была какой-то ужасной тюрьмой. Я радовалась, что могла ему помочь. И потом, — грустно закончила она, — мне просто больше некуда было идти.
Они долго молчали. Наконец Доминик как-то странно, тоном приговора, сказал:
— Понятно.
И Роми решила, что уйдет, не теряя лица. Прежде чем он ее вышвырнет. Она неловко поднялась, намереваясь скорее пойти наверх и переодеться. Надетая на ней белая рубашка хранила его запах и вызывала у Роми невыносимо ясные воспоминания о том, как потрясающе прекрасно он занимался с ней любовью.
