Отец тянет меня за локоть и помогает опуститься на стул. Он некоторое время хранит молчание, а меня душит чувство, что я переборщила со словами. Я все-таки думаю о Чертове, вспоминаю его напряженные взгляды и желание прикоснуться, которое я интуитивно чувствовала. Это ощущение еще живо, он буквально тянулся ко мне, всем сердцем, естеством. Но молчал…
Боже, почему он всегда молчит?!
О важном.
Всегда. Каждый раз.
Может, потому что важного и нет?
Да, Таня, хватит придумывать. Искать в его голове то, чего нет.
Он успешный мужик с миллиардными счетами! Хищник и хозяин. Нашла бедолагу…
Наверное, его волнует только ребенок. Моя беременность выбила его из колеи. Еще он сказал, что соскучился по мне. Это тоже может быть правдой — он соскучился по моему телу. Я нравилась ему в постели, мы хорошо подходили друг другу. Вот и всё. Вся суть. Он может предложить мне лишь роль любовницы, большего ему не надо. Поэтому он и молчит, понимает, что я не соглашусь.
— Я хочу, чтобы к тебе зашел врач, — говорит отец. — На всякий случай, Таня.
— Хорошо, пусть.
— Мы что-нибудь придумаем, — добавляет он, понимая, о чем я размышляю. — Будет сложно, Капо не умеет уступать. А он отец, с этим ничего не поделать.
— Да уж, уже породнились, — я нервно улыбаюсь.
— Ты думай о малыше, он сейчас твоя единственная забота.
Глава 32
Отец прав, мне нужно думать о ребенке. Я переключаюсь на обычные дела, теряя счет дням. Занимаюсь своим здоровьем, не пропускаю следующую запись в медцентр, обживаюсь в Волгограде и стараюсь не думать улетел Чертов из города или нет.
Самсонов остается, у него вдруг находятся дела в местных бизнес-кругах. Я понимаю, что он не хочет оставлять дочь одну, а меня пока что совершенно не тянет в столицу. Мне спокойнее в родном городе, да и климат лучше.
— Я выбрала рецепты, — сообщаю Ларисе, которая показывается из подсобки кондитерской. — Пятый, седьмой и восьмой.
Я протягиваю ей блокнот, в который вклеила ее рецепты и записала свои пометки.
— Из восьмого я убрала кокосовую стружку, с ней грубовато получается.
— Хорошо, — Лариса кивает, а у самой глаза горят — ее рецепты одобрили! — Не проблема.
Она светится радостью, которая передается мне. Я ухожу с ней в подсобку, чтобы составить списки новых продуктов.
— Надо будет фоточки завлекательные сделать, — Лариса прикрепляет выбранные рецепты к холодильнику. — У меня есть знакомый фуд-фотограф. Это, конечно, громко сказано, он только осваивается в этом направлении. Но он сделал крутое меню для ресторана горской кухни.
За окном то и дело что-то звенит, я сначала не обращаю внимание, а потом понимаю, что шумит строительная техника. Я протяжно выдыхаю и уже хочу захлопнуть форточку от души.
— Стройка отменяется? — произношу растерянно.
На противоположной улице рабочие разбирают ограждения. Они уже снесли несколько пролетов, которые тут же подхватывает противно пикающий погрузчик и закидывает в грузовик.
— Ой, да, чудо свершилось, — отзывается Лариска. — Или справедливость, точнее сказать. Видно, что-то не срослось у нашего москвича.
Она злорадно хихикает.
— Разбирают площадку, — добавляет она. — И ограждения на той стороне все сняли, я второй день спокойно паркуюсь.
У меня нет сил поддерживать диалог. Я стою у окна и наблюдаю, как работают мужчины в чистеньких новых спецовках. Наверное, я ожидала что-то подобное. Зачем Чертову эта стройка? Он затевал ее, чтобы выманить меня в офис для разговора. А ему удалось даже выманить меня в отель. Пусть еще более варварскими методами, других он все равно не признает, но свое он получил. Разговор состоялся. Плохой, ужасный, тяжелый, но состоялся же.
Правда, мы ни к чему не пришли.
А надо бы.
Невыносимо находиться в подвешенном состоянии.
— Все в порядке? — спрашивает Лариса, заметив мое молчание. — Может, воды принести?
— Интересно, как быстро разберут, — я пытаюсь перевести тему подальше от моего пасмурного вида. — Работают слаженно, так и за день управятся.
— Было бы классно, — Лариса подходит вплотную и тоже выглядывает в окно. — У нас тут еще одна странность появилась.
— Какая?
— Вон в том углу, под знаком парковки, частенько стоит одна и та же машина. Сейчас тоже. Видите? Черная…
Вижу.
— Это со мной, — я усмехаюсь наблюдательности Ларисы, она углядела охрану, которую Самсонов поставил дежурить поблизости. — Для безопасности.
— Кофейни? — Лариса совсем теряется.
— А то! Фирменные рецепты надо охранять! — мне становится смешно, я оборачиваюсь к менеджеру и провожу ладонью по ее серому пиджаку. — Видела бы ты свое лицо, Лариса. Ладно, не бери в голову. Пусть стоит.
Я показываю, что подробностей не будет. Возвращаюсь к делам, и только около семи вечера покидаю кондитерскую. Рядом останавливается седан с моим водителем, так что я ныряю в салон и передаю ему стаканчик латте с круассаном, которые захватила с собой. Он выглядит смущенным, но довольным.
— Может, сделаем пару кругов по центру? Просто так.
Я расслабляюсь в машине. Всегда любила вечерние поездки, можно отдохнуть и попытаться разложить весь внутренний хлам по полочкам. Я вот никак не решу, где хочу жить. Стоит ли перебираться в Москву к отцу на постоянную основу или бросить якорь южнее. Я кручу эти мысли по кругу, чтобы не думать о другом. Даже лезу на сайт местного застройщика, чтобы посмотреть какие новостройки продаются.
Только в этот момент сверху всплывает сообщение, и я забываю, что искала.
— Здравствуй. Я позвоню?
Капо.
Я сохранила номер, с которого он мне звонил в последний раз.
Я перекладываю сотовый в другую ладонь, и вдруг признаюсь себе, что разнервничалась. Он еще ничего не сказал, а мне тесно в салоне. Я же подспудно ждала, что он снова объявится.
— Хорошо, — отвечаю.
Секунда, две. Звонок.
— Здравствуй, — говорю в трубку после того, как нажимаю зеленую кнопку.
Слышу его выдох. Протяжный, хриплый. Время так дико замедляется, что мне кажется, что между каждым мгновением падает целая вечность. Я утыкаюсь лбом в прохладное стекло и прикрываю глаза.
Я переоценила свои силы, я совершенно не готова. Я написала ему “хорошо”, а сама боюсь услышать его голос. Боюсь, что он снова начнет приказывать и давить, обрезая последнюю ниточку. Мне же хочется другого. Боже! Мне хочется его простить! Я впервые признаюсь себе в том, что сидит глубоко в моем сердце. Я устала ошибаться! Все, что мне нужно — увидеть протянутую ладонь, а не кулак.
Неужели, я много прошу?
— Здравствуй, — он повторяет за мной, сохраняя даже интонацию. — Как ты?
— Я? — я теряюсь, я не ждала, что он начнет с этого вопроса, но потом понимаю, что он, наверное, имеет в виду здоровье. — Я в порядке, малыш тоже.
— Может, тебе что-то нужно?
— Да нет, отец во всем помогает.
Странный разговор.
Мы как будто впервые в жизни учимся строить беседу. Берем кубики для дошколят и мучительно ставим их так, чтобы получилась хоть какая-то фраза. Получается криво, косо, фальшиво, но где-то далеко маячит надежда, что мы еще приноровимся. Что еще можно научиться разговаривать друг с другом.
— Ты в Волгограде? — спрашиваю, чувствуя, как пауза затягивается и Капо не знает, чем ее заполнить. — Или уже улетел?
— Нет, я пока остался.
— Помню, как ты сказал, что в Волгоград больше ни ногой.
Он усмехается.
А меня снова прошибает насквозь. Я плохо воспринимаю его слова, но вот эти выдохи, усмешки, как яркие мазки. Они рвутся прямо в сердце и оставляют следы. Мне кажется, что я вижу его перед собой. Образ оживает и я представляю его именно тем мужчиной, который подарил мне волшебные дни. Они были, это глупо отрицать, даже боль от предательства не стерла их. Я так соскучилась по нему. По нему из волшебных дней, когда было много солнца, поцелуев и его расслабленного голоса.
