слез.
– Позволь мне взглянуть на твое ухо, – сказал я манящим голосом.
– Или на то, что от него осталось, – хрипло произнесла она, ее взгляд был полон ненависти и обвинения, но кроме этих очевидных эмоций, которые она хотела, чтобы я увидел, я заметил ее боль и страх, и эти чувства глубоко меня ранили.
Я должен был это предвидеть. С самой первой минуты, как я ее увидел, она не выходила у меня из головы. То, что вначале было обычной похотью, теперь превратилось в нечто большее. Мне нравилось разговаривать с ней, дразнить ее. Черт, мне даже нравилось смотреть, как она спит. Я еще не был готов или не хотел разбираться в своих чувствах, но что бы я ни испытывал к ней, это шло вразрез с моей чистой ненавистью к ее отцу.
– Я не знал. Я бы не позволил этому случиться. Это не входило в наш план.
Его губы изогнулись в натянутой улыбке.
– И каков же был ваш план?
– Тебя должны были обменять на твоего отца, как я тебе и говорил. Предполагалось, что это произойдет на этой неделе.
– А каков ваш план сейчас?
Я не был уверен, что рассказ об этом как-то улучшит ситуацию. Но Марселла была слишком умна, чтобы не понимать происходящего.
– Эрл хочет наказать твоего отца через твои страдания.
Марселла кивнула, будто все обрело смысл. Она вновь отвернулась от меня, ее плечи напряглись. Я подвинулся ближе, пытаясь разглядеть ее лицо. В каждом его идеальном сантиметре я мог видеть борьбу, и в итоге слезы хлынули потоком. Сначала она сдерживалась, но потом ее прорвало.
– Белоснежка, мне жаль, чертовски жаль, – пробормотал я, касаясь ее щеки.
Ее глаза вспыхнули.
– Это не сказка. И в том, что происходит, есть твоя вина.
Она была права. Не имело значения то, что Эрл следовал бы своему плану даже без моей помощи.
– Позволь мне обработать рану, – сказал я.
Марселла впилась в меня взглядом.
– Это все из-за тебя. Уходи.
Но я не ушел, не тогда, когда она открыто плакала передо мной, такая уязвимая, какой я ее никогда раньше не видел. Я достал бинты и дезинфицирующее средство, прежде чем начал промывать рану. Порез был довольно аккуратный, и я был уверен, что пластические хирурги смогут восстановить мочку уха, но сейчас не это было главное. Марселла тихо сидела, пока я ухаживал за ней, и мне хотелось, чтобы она что-то сказала, даже если и со злостью. Что угодно будет лучше, чем эта грустная, тихая версия ее.
– Готово, – сказал я.
Наконец, Марселла посмотрела на меня. Она горько улыбнулась.
– Ты этого хотел, да? Довести Витиелло до слез.
– Не ту Витиелло. Пусть даже я никогда не видел девушки, которая плачет красивее тебя, я никогда не хотел твоих гребаных слез.
По какой-то причине это вызвало новую волну слез, которые, казалось, разозлили ее еще больше. Я просунул одну руку под колени Марселлы, другой обхватил ее спину и поднял Белоснежку на руки. Вместо того, чтобы сопротивляться, она расслабилась в моих объятьях. Меня застало врасплох то, что это со мной сотворило. Волна привязанности и желания защищать захлестнула меня и чуть не сбила с ног.
Я положил ее на кровать и погладил по спине. Уверенный, что она не хочет подпускать меня близко, я отошел, желая пройтись по лесу, чтобы проветрить голову и придумать план.
Она метнулась вперед, хватая меня.
– Нет, останься со мной.
– Марселла, ты…
– Останься.
Я растянулся позади нее и заключил в объятия. Я никогда не обнимал ее так, просто показывая свою привязанность и желание утешить. Я не помнил, когда в последний раз хоть кого-то обнимал.
– Дальше будет только хуже, – прошептала она. – Твой дядя хочет сломить моего отца, но его невозможно сломить, поэтому Эрл делает это со мной.
Я знал, что она была права. Возможно, мне следовало предвидеть это, но я слишком отчаянно жаждал мести.
– Я защищу тебя, – поклялся я. Эта клятва будет моим падением, я чувствовал это в глубине души. Но я не собирался забирать свои слова назад.
Когда спустя час я вышел из комнаты от спящей Марселлы, моя голова все еще кружилась. Я не знал, как убедить Эрла совершить обмен, особенно после нашей стычки. Дядя наверняка все еще злился на меня. Общая комната была заполнена мужчинами. Слухи о моей реакции на пытку Марселлы распространились, судя по любопытным и иногда вопросительным взглядам, летящим в мою сторону. Я лишь кивнул братьям по клубу и вышел на улицу, не желая оправдываться.
Я бродил по лесу, когда заметил Грея. Он сидел, сгорбившись, на поваленном дереве и курил. Волосы спадали на его лицо. Он, как и я, был полноценным членом клуба с пятнадцати лет, хотя обычно в ряды байкеров принимали с восемнадцати.
– Эй, почему ты прячешься здесь? – спросил я, подходя к нему ближе и опускаясь рядом. Удивленно взглянув на меня, Грей предложил закурить, и я взял сигарету.
Он ничего не ответил, лишь искоса посмотрел на горящий кончик. Сделав глубокую затяжку, я заметил кровь Марселлы на своих пальцах. Новая волна гнева, смешанная с отчаянием из-за безнадежности ситуации, обрушилась на меня.
– Слышал о Марселле, – наконец сказал Грей.
По выражению его лица было ясно, что его тошнит от этого.
– Это была ошибка, – сказал я.
На лице Грея отразилось удивление. Я редко критиковал решения Эрла.
– Я думал, ты был за похищение.
– Поначалу нет, но потом решил, что это идеальный способ добраться до Витиелло.
– А теперь ты так не считаешь?
– Я все еще считаю, что мы должны позволить ему обменять себя на Марселлу. Но Эрл хочет, чтобы Витиелло ползал и умолял, хотя и тогда дядя, скорее всего, не будет удовлетворен.
– Мужик сойдет с ума, как только увидит мочку уха своей дочери, – пробормотал Грей. – Эрл попросил меня отправить это ему.
Я покачал головой.
– Черт. Это гребаное безумие.
– Как она? Она в твоей комнате?
– Да, спит. Само собой, она сильно испугана. Ну а кто бы не был после такого?
Грей вздохнул.
– Надеюсь, это все скоро закончится.
– Что насчет похищения?
– Похищение, месть. Всю свою жизнь я слышал только то, как ты и Эрл говорили о мести. Я просто хочу, чтобы мы развивали клуб и сосредоточились на усилении «Тартара».
Жизнь без мести казалась невозможной. Месть стала неотъемлемой частью клуба. Именно она была причиной, по которой авторитет Эрла никогда не подвергался сомнению. Потасовки внутри клуба не были нужны во время войны с Семьей. Возможно, именно поэтому дядя внезапно перестал особо стремиться покончить с Витиелло.
– Может, тебе удастся поговорить с Эрлом и спросить его, когда произойдет обмен, а еще убедить его поторопиться, черт возьми.
Грей посмотрел на меня так, будто у меня выросла вторая голова.
– Ты же знаешь, что отец меня не слушает. Он считает меня неумелым. Ты его любимый сын.
– Я не его сын, – твердо сказал я, удивляясь самому себе. В прошлом я часто ловил себя на том, что страстно желал, чтобы Эрл стал моим отцом, но сегодня это желание полностью исчезло.
– Кто-то должен поговорить с ним и образумить
