прижималась. Я его знаю — ни слова не вытянешь. Ну и пусть. Пусть молчит. Главное, я сердце слышу. Всегда этот звук ассоциировался с безопасностью, со счастьем. А потом сердце и подсказало, что он жив. Пальцами я впилась в грудную мышцу напротив — сильно, ему должно быть больно.
— Вернулся домой, а его разорили, — тихо сказал Эмиль. — Сына нет, жена спит с другим.
Его слова выворачивали наизнанку, но я тоже возвращалась в холодный дом после кладбища. Выла, по кровати каталась, в темной квартире тебя искала и просила — отзовись. Чья боль сильнее?
— Собирайся, — процедил он сквозь зубы, стряхнув мои руки.
Пальцы ныли — слишком резко оттолкнул. Вздохнув, я выбрала простое платье до колен. Молочного цвета — редкость в моем гардеробе. Надела бежевые сандалии без каблука. Муж смотрел, как я собираюсь — жестко, словно надсмотрщик. Я не просто его жена. После того, как он вытащил меня из подвала, я принадлежу ему, я его собственность. Если бы он мог меня пометить — пометил бы, клеймить — клеймил бы.
Жаль, не получится предупредить маму — телефон я бросила у Андрея. Не смогу ни на что повлиять. Но я не спорила с мужем: это единственный выход. Компромисс. Если уеду, Эмиль не использует меня в игре против Андрея, они могут никогда не найти друг друга. Так будет лучше для всех. А что дальше будет с нами — со мной и Эмилем, я не знаю.
— Иди за мной, — сказал он, прежде чем мы вышли из квартиры. — Держись за левым плечом. Начнут стрелять — ложись, не отставай, и делай, как я.
Он ждал нападения и шел первым. Я за ним, опустив голову и рассматривая пространство сквозь завесу волос. Эмиль держался так, чтобы как можно меньше попадать в обзор камер, но полностью избежать этого нереально. Если кто-то захочет — сможет найти на видео высокого блондина. Эмиль рисковал, когда пришел за мной.
Возвращались мы через паркинг. Он подошел к серой «Камри» у лифта и только за затонированными окнами я выдохнула. В салоне пахло новой машиной. Я не обратила внимания, но, кажется, номера московские.
Был страх, что нас не выпустят, но мы беспрепятственно выехали с парковки и Эмиль разогнался по Береговой.
До аэропорта добирались долго. Он подвез меня к зоне высадки. Машину и стеклянные двери аэропорта разделяло только пешеходное пространство, выложенное разноцветной плиткой.
— Я купил тебе билет. С тобой не пойду, мне нельзя светиться, — Эмиль отдал паспорта и деньги. — Когда все закончится, я приеду сам. Обо мне никому не говори.
Он на меня не смотрел. Неужели мы расстанемся вот так?
— Еще, — муж посмотрел в глаза, но лучше бы он этого не делал, меня обожгло холодом. — Если я тебя там не найду, сына ты больше не увидишь. Ты поняла?
— Ты заберешь ребенка? — не поверила я. — Ты серьезно?
— Ты поняла меня? — повторил он.
Шелестящий голос пугал, как будто Эмиль ко мне ничего не испытывает. Я бы тебе поверила… но слишком хорошо тебя знаю. Это месть за боль.
— Поняла, — отрезала я, и вышла из машины.
Он меня пугал. Удобный рычаг влияния, чтобы меня контролировать. Чтобы сидела, где скажет, и ждала его.
По разноцветной плитке я направилась к дверям, прошла досмотр и попала в здание аэропорта. Было немноголюдно. Я мельком взглянула на охрану — смотрят в другую сторону, я их не заинтересовала.
Взяла стакан кофе в автомате и подошла к панорамному окну. Попрощаться с Ростовом, Эмилем, который, может быть, уже затерялся в потоке на трассе, а может быть, издалека смотрит на аэропорт. Допью и пойду на регистрацию. Потом придется несколько часов подождать. В Москве куплю телефон и позвоню маме… Это к лучшему. Наконец, мы увидимся, при мысли об этом теплело в груди.
Жаль Андрея. Из Москвы или лучше из Лондона нужно позвонить и ему. Скажу, что испугалась кольца, вернулась к семье, и чтобы не искал… «Ласточка», произнес в голове призрак его голоса. Я зажмурилась, залпом глотнула кофе, чтобы избавиться от воспоминаний о поцелуях, и обожглась, конечно.
Он еще не знает, что Эмиль жив, что Андрей мог подумать, когда я исчезла? Я оставила телефон, но забрала дневник — он понял, что это не похищение, я ушла сама. Наверняка поднял всех на поиски — свою братву, мою охрану. А когда не нашел… Тогда мог решить, что меня похитили. Представив его дальнейшие действия, я похолодела. Андрей мог сорваться с цепи, что угодно натворить.
Кофе закончился, я выбросила стакан и вдоль окна направилась на регистрацию. Не знаю, что привлекло мое внимание. Краем глаза заметила. Остановилась и обернулась. В зоне кафе на плоском экране телевизора шли новости — на весь экран светилось лицо Эмиля.
Я перестала дышать, глазами пожирая изображение. Ноги сами понесли к плетеным столикам и зеленому плющу на бамбуковых перегородках. Звука не было, но шла бегущая строка.
«Эмиль Кац, лидер и организатор ОПГ, разыскивается за незаконный оборот оружия и боеприпасов, убийства, в том числе массовый расстрел в клубе «Фантом» в декабре прошлого года…»
Я оторопело смотрела на экран и не верила. За него предложили крупное вознаграждение. Его раскрыли, и он этого не знает, Эмиль где-то там, на ростовских улицах. Где его в любой момент могут…
И предупредить не могу. Ничего не могу! Каждая собака в городе будет знать, что он жив, и был замешан в паршивых делах. Мы чего-то не предусмотрели… Или сильно недооценили противника.
В голове тикал часовой механизм невидимой бомбы.
Такое было ощущение. С этого момента счет пошел на время — кто кого быстрей. Несколько минут я пялилась на экран, не зная, что предпринять. Позвонить я не могла. Предупредить тоже.
Быстро — слишком быстро они узнали!
Ориентировка сменилась рекламой, но я не стала ждать повтор — по инерции пересекла зал, и остановилась, через стеклянные входные двери глядя на улицу. Эмиль купил билет на мое имя… Заранее. И я вот-вот должна зарегистрироваться на рейс. Если ищут его — могут и меня. Я жена лидера ОПГ в розыске и бегу из страны. Всеми силами меня постараются задержать, как свидетельницу.
Меня не выпустят.
И, скорее всего, полиция аэропорта уже ждет меня. Они знают, что я приду. Меня задержат, просмотрят записи с камер… Выяснят, какая у него машина и перехватят.
Я обернулась, глядя на экран, пошел повтор: «Эмиль Кац, лидер ОПГ…» Если
