другом.
Глаза Дениса вспыхивают надеждой, и у меня сердце сжимается. Он так отчаянно желает, чтобы мы были вновь вместе, что я хочу расплакаться. И впереди ждет непростой разговор, который добавит в его картину еще большей нелогичности. У нас будет ребенок, который родится вне брака, вне полной семьи, и это даже меня, взрослую тетку, обескураживает. И какую модель отношений мы подарим двум маленьким человечкам?
— Ты любишь папу, — Денис вздыхает и отворачивается к окну, — папа любит тебя, а я люблю вас.
— Дениска…
— Учитесь, — насупившись, пожимает плечами. — А еще говорят, что дети глупые.
Глава 41. Смотреть и видеть
— Александр, — меня нагоняет Марта, главная бухгалтерша.
— Да?
— Мне показалось или вы… — она запинается и шепчет, — на совещании рисовали?
— Наброски делал, — захожу в приемную и кидаю беглый взгляд на Дашу. — Кофейку плесни.
Марта отличный специалист, но невероятно любопытная тетка, которая не чует границ.
— А с чего это вы вдруг рисуете? — она заходит за мной в кабинет.
— Хобби у меня такое, — устало вздыхаю и сажусь за стол, отбросив скетчбук в сторону. — Что-то еще, Марта Петровна?
Мне было сказано рисовать в любую свободную минуту. Делать наброски, практиковаться и не отлынивать. Да, я понимаю, босс с карандашом в руках и каракулями, это странно, но такой уж я человек. Если решил научиться рисовать, то я это сделаю.
— Просто удивилась, — Марта как-то подозрительно на меня смотрит, прячет улыбку и плывет к двери.
— Стоять, — цокаю я.
Марта удивленно оглядывается.
— Так, — хмурюсь. — У вас тоже какое-то особый пиетет перед художниками?
— Это люди искусства…
— Марта сядьте, — киваю на кресло перед столом.
— Простите, что подняла этот вопрос, Александр…
— Сядьте, — щурюсь. — У меня есть вопрос. Сложный, и вы, как женщина, возможно, поможете мне понять кое-что…
Да, даже в суровой тетке, которую боится чуть ли не весь офис, спрятана женщина, которую тоже, похоже, тянет к искусству. Как и мою жену. Бывшую жену, но почему?
— Я вас слушаю, — Марта садится и поджимает губы.
— Почему женщинам нравятся художники? — спрашиваю прямо и открыто. — Что в них такого кроме того, что они могут скопировать и приукрасить реальность.
Марта молчит, вздыхает и говорит:
— Они умеет смотреть.
— Что?
— Смотреть. Смотреть на женщину, — пожимает плечами. — Пристально, изучающе. Они бросают беглые взгляды, не отвлекаются. И смотрят, чтобы увидеть.
— Не хочу вас разочаровывать, но они так же на вазу могут смотреть, — откидываюсь на спинку кресла.
— Вы не романтик. Они познают суть и не просто копируют, — возмущенно фыркает Марта. — Кто-то нарисует обычный помидор, а кто-то так его подаст, что сердце вздрогнет.
— Значит, смотреть и видеть? — вздыхаю я.
— И рисовать.
— Недостаточно просто смотреть и видеть?
— Просто смотреть и видеть — это неприлично, — Безапелляционно заявляет Марта, обескураживая меня нелогичным ответом. — Разве это непонятно?
— Нет.
— Мужчины! — качает головой, всплеснув руками. — Не может женщина позволить на себя смотреть без дела. Это смущает, а вот если по делу…
— Сложно, — накрываю лицо ладонью. — Хотите, чтобы смотрели, но смотреть нельзя?
Какие мы разные. И я уверен, что одари я Еву долгим и изучающим взглядом однажды за ужином, пока мы были в браке, то ничего бы не вышло. Она бы меня не поняла, однако вот пару дней назад перед детской площадкой, она невероятно смутилась, ожила и вспыхнула, когда я решил зарисовать ее аккуратное ушко. Кстати, серьги, что я ей подарил, она не надела.
— И ради кого вы стараетесь, Александр? Ради Евы?
— Свободны, Марта Петровна.
— Как она? — игнорирует мой приказ. — Как сынок?
Знает ведь, что я ее не уволю. Прекрасно понимает, что такого специалиста, как она, я не хочу терять, и наглеет.
— Марта, вы свободны.
— Да, Ева та женщина, о которой можно сказать, что она мечта художника, — встает, поправляет юбку и улыбается. — Есть в ней что-то от Джоконды.
У двери оглядывает и хмурится:
— Я слышала о вашем разводе.
— Марта, я теряю терпение.
— Вы такой красивой парой были, Саша, — печально вздыхает. — Я на вас смотрела и думала, что вот он эталон семьи, на которую стоит равняться. Такие элегантные, держались всегда с достоинством, и что?
Я молчу. Пусть выскажется. Это очень обидно и больно, когда люди, которые казались непогрешимыми, на деле — обычные смертные с теми же проблемами, что и у тебя.
— И чья вина? — Марта сжимает ручку двери.
— Моя.
— Я так и думала. Из-за той идиотки на крыше?
— Так, — постукиваю пальцами по подлокотнику. — И какая же вам птичка напела о идиотке на крыше?
Я ведь пригрозил охране, что если кто-то рот откроет, то я буду вынужден принять серьезные меры.
— Саш, я жена Юры. Юры, начальника охраны, — Марта возмущенно цокает. — Его тогда посреди ночи разбудили звонком, что какая-то курица на крыше решила в свободный полет прыгнуть. После возвращения он мне ничего не сказал и два часа в душе пробыл. Я не знаю, что у вас там произошло, но я его еще таким бледным и молчаливым не видела.
— Я каждый раз забываю, что вы в браке, — устало массирую переносицу.
— Да, и я тебя ему в пример постоянно ставила! — тычет в мою сторону пальцем.
— Теперь я могу быть антипримером, — хмыкаю я.
— Вот не жилось вам спокойно, Александр, — Марта переходит на официальный и сухой тон. — Так ладно. Меня отчет ждет. С вами интересно, а с налоговиками еще веселей.
Выходит, а я тянусь к скетчбуку и карандашу. Я не имею права терять драгоценные минуты на безделье.
Вот что забыли Саша и Денис в одной из новых многоэтажек на Ватутиной? Да еще и на двадцатом этаже? Мой бывший муж переехал в новую квартиру и решил сказать об этом уже постфактум? Все эти переезды не пойдут на пользу нашему сыну, который вот только более-менее привык к своей комнате “дома у папы”.
