class="p1">Как меня подмывает закатить скандал. В последние две недели это желание нарастает, и я с трудом сдерживаю себя от того, чтобы не позвонить Саше посреди ночи в приступе бессонницы и не наорать на него, что я его ненавижу и что он мне всю жизнь сломал. С этим же желанием я просыпаюсь, готовлю завтрак и блюю в туалете по утрам.
Нахожу нужный номер квартиры. Дверь приоткрыта. На меня обрушивается паника, а в кармане звонит телефон. Мама.
— Дениска у нас, — воркует она.
— Что? — пялюсь на приоткрытую дверь и ежусь.
— Все, давай, целую…
Гудки, и я ничего не понимаю. Если Денис у мамы с папой, то какого черта я тут делаю? Я же вот минут десять назад с Сашей созвонилась, чтобы понять, с какой стороны попасть во двор дома.
— Саша! — в ярости распахиваю дверь. — Ты надо мной издеваешься?!
Захлопываю дверь. Я ему сейчас устрою. Устрою, если живой, потому что незапертая дверь вызвала во мне волну холодной тревоги.
Пустая квартира с одним пространством и панорамными окнами. Высокие потолки, белые стены и… Мольберт! А рядом с ним Саша в одном, черт его дери, льняном фартуке. Я аж сумку роняю. Перед мольбертом стул, накрытый белой простыней.
— Ты опоздала, — голос строгий и холодный, а взгляд пристальный и пронизывающий.
Я растерянно озираюсь по сторонам. Может, он не ко мне обращается? Может, тут есть еще кто-то, кто посмел опоздать на пять минут? У правой стены стоит кровать, заправленная черным постельным бельем. Это еще что такое?
— Почему ты опоздала? — задает злой и недовольный вопрос, от которого у меня мурашки бегут по коже.
Так-так-так… Я судорожно соображаю, что происходит. Он вздумал устроить внезапные ролевые игры? Но какие же это игры, ведь он вполне серьезен несмотря на то, что стоит в одном фартуке, под которым угадывается его достоинство, что приподнимает и натягивает ткань. В глазах гнев и ожидание.
— Искала въезд… — неуверенно отвечаю я. — И где припарковаться…
Вот же блин! Что же он так смотрит на меня? Будто сканирует, проникает в сознание и препарирует меня взглядом. Я должна развернуться и уйти. Немедленно и на прощание оскорбленно фыркнуть. Саша прежде не позволял себе разговаривать со мной в подобном командном тоне.
— Нашла? — насмешливо вскидывает бровь.
Это не мой муж. Это другой человек. Какой-то нахал в фартуке.
— Нашла, — сглатываю, — на углу…
— Мне это неинтересно, — цыкает. — Раздевайся.
Он приказывает! Я в недоумении распахиваю глаза. Еще один приказ, и я его сумкой огрею. Наверное… Или же поддаться любопытству, которое легкой дрожью пробегает по плечам. Я взволнована. И меня это пугает.
— Ты меня слышишь? Ты опоздала и еще время тянешь. Раздевайся. Я искал обнаженную натуру, — смеривает меня оценивающим взглядом. — Я жду.
Вскидываю подбородок и медленно расстегиваю блузку. Ладно, сыграем, Саша. Мне ведь тоже любопытно. В конце концов, последние дни вместе с желанием поскандалить я все думала о том, а рисуешь ли ты ночами мой лик со слезами раскаяния?
Следит за каждым движением, а я краснею. Может, еще не поздно кинуться на Сашу с сумкой и настучать ему по голове? Но… Блузку я уже сбросила и медленно тяну боковую молнию узкой юбки вниз. Саша неожиданно отвлекается на палитру и краски, игнорируя мой стриптиз, но я же вижу, что он возбужден. Его фартук ничего не скрывает
— Ты медлишь, — рассерженно отзывается он и выдавливает краски на палитру.
Скидываю юбку, туфли и делаю тихий вдох. Я не чувствую ног, как в юности на свидании. И сердце часто бьется.
— И белье снимать?
— Да, — переводит темный взгляд с палитры на меня. — Я неясно выразился, когда сказал про обнаженную натуру?
Какой высокомерный мастер мне попался. Снимаю трусики и бюстгальтер, а он опять переключается на краски. Сосредоточенно мешает их мастихином.
— Садись. Ко мне вполоборота.
Я выполняю приказ. Пунцовая и тихая. Если Саша может быть строгим и заносчивым, то во мне, оказывается, скрывалось покорное смущение.
— В правую сторону, — поднимает суровый взгляд. — Подбородок чуть выше, лицо леве, ноги расслабь…
Осыпает меня тихими приказами, а я им не сопротивляюсь. Отпускаю возмущение и вживаюсь в роль бесстыдной натурщицы. Почему нет? Мольберт, холст и краски настоящие. Решительность Саши запечатлеть меня тоже неподдельная. Кроме возбуждения в нем проскальзывает желание немедленно приступить к работе, а я хочу увидеть, реально ли он чему-то научился за пару недель с хвостиком. Я знаю, что он упрямый, но тяги к искууству раньше не проявлял.
Я принимаю то, что на двадцатом этаже в полупустой квартире встретились не бывшие супруги Саша и Ева, а мастер и натурщица. Отметаю в сторону наше прошлое, и с интересом и волнением ныряю в момент, в котором есть строгий художник с палитрой и кисточкой в руках.
— Теперь не двигайся, — следует очередной приказ, и сердце пропускает удар.
Тишина, густой запах масляных красок, мягкое и едва уловимое шуршание кисти по холсту. Я не шевелюсь и почти не дышу. Не чувствую тела и не знаю, сколько секунд, минут или часов просидела без движения. Время будто замерло.
Я ощущаю кожей внимательные и изучающие взгляды Саши. Именно в те моменты, когда он отвлекается от холста, смотрит на меня, по онемевшим ногам и рукам прокатывается тепло. Он ничего не говорит, и я не хочу сейчас слышать от него слов.
Я отдыхаю. Сейчас ничего не важно кроме того, чтобы сидеть на стуле. Моя единственная забота — не шевелиться. Своеобразная медитация, которая медленно вытянула из меня все тревожные мысли и лишила личности сильной женщины, которая каждый день сталкивается со множеством вопросов и проблем.
— На сегодня закончим.
Я вздрагиваю от голоса Саши, и со стоном разминаю шею. Он наблюдает за мной. Двигаю руками и ногами, и кровь разгоняется по одеревеневшим мышцам. Вытирает кисти тряпкой, не спуская с меня испытующего взора.
— По понедельникам в час дня, — говорит он. — И без опозданий.
Встаю. Молча кидаю взгляд на влажное пятно, которое красуется на простыне, брошенной на стул. Любопытно. Перевожу взор на Сашу. Несколько секунд смотрим друг другу в глаза, и он холодно отвечает:
— Можешь одеваться.
У меня дыхание перехватывает от его строгости. Щеки вспыхивают
