Отшатываюсь. Одновременно тысяча мелких игл вонзаются в низ живота, болью разливаясь по всему телу.
Не могу взять себя в руки. Ощущение, что я проваливаюсь в бездну и лечу стремительно, хотя стою на одном месте. И мне страшно. Страшно, что не выдержу безжалостной атаки.
В смутном сознании отправляюсь за малышкой.
Дома застаю маму за плитой. Готовит вкусностей перед поездкой. Непередаваемый аромат распространяется на всю квартиру. Черт. Сожаление возрастает. Наблюдаю молча несколько минут за умелыми движениями женщины.
Елизавета расстроенная направилась в свою комнату. Заданные ребенком вопросы ввели в ступор.
— Мамуль привет, — упираюсь плечом в проем.
— О, милая. Вы пришли?! А я вот пораньше начала готовится. Котлет нажарила. Рыбный пирог испекла, — оглядывается, и тут же улыбка сходит с лица. — Что случилось? На тебе лица нет.
— Елизавета соскучилась по отцу. Хочет увидеться с ним, плакала. Да к тому же мы аквариум оставили в той квартире. Не знаю, что делать?
— Родная, что тут сделаешь. Ради ребенка надо с ним договариваться и подумать по поводу аквариума. Она тут права.
— Я вчера его видела, — отвечаю на вопросительный взгляд мамы. — Степана был на вечеринке с той женщиной. Мам он счастлив и влюблен, — родительница вытирает руки, подсаживаясь ко мне. Ее взгляд наполнен сочувствием.
— Тебя отпустит, Аурика. Конечно, со временем, милая. Но обязательно станет легче, — мотаю отчаянно головой.
— Мамуль, — сталкиваюсь с яркой зеленью в удивительных глазах, и выговариваю, над чем размышляла последние дни. — Мамочка, я ничего не чувствую. Мне совсем не больно. Страдания, тоска отсутствуют. Словно во мне все стерли, и я моментально без сожаления отсекала прошлое. Сплошной чистый лист. Что со мной не так? Неужели любовь, вовсе не любовь? А просто что-то эфемерное придуманное людьми?
— Все с тобой так, милая. Просто у всех этапы расставаний проходят по-разному. Возможно, ты еще в шоке, сама того не понимая. Ответы найдутся со временем, доченька, — объятия мамы служат успокоительным. Так тепло на ее груди, пахнет вкусно. Стискиваю маму крепче, уткнувшись в теплую шею. — Либо присутствует внешний фактор, который напрочь все вытесняет и поэтому для тебя такая необъяснимая реакция, — кидает догадку. Цепляюсь за предположенную мысль. В сказанном есть резон. Буквально по волшебству адский образ сиюминутно вырисовывается. Мужчина с неизгладимым впечатлением для окружающих. Для меня же смертельно опасный. Переполняют противоречивая, отчего грудная клетка разрывается. Мне надо поделиться с кем-нибудь, выговориться. Только не с родительницей. Слишком много хлопот я ей доставляю.
— Мамочка, спасибо тебе большое. Я так тебя люблю, — прижимаюсь сильнее.
— Я больше, любимая, — целует щеку.
— Вы тогда поезжайте с Елизаветой на дачу. А я подъеду завтра после работы, — смотрю перед собой, уходя в раздумья.
— Хорошо, моя девочка, как скажешь, — соглашается, не задавая лишних вопросов. Порой я поражена ее мудростью и тем, как она меня чувствует.
ГЛАВА 46
Отправляю маму с Елизаветой в поездку. Дочь еще куксится, но прощаясь заключаем друг друга в трепетные объятия. Затем усаживаюсь за ноутбук. Поиск подходящего риелтора и приблизительных вариантов квартир, занимает немало времени. И шея нещадно болит. От просмотров отвлекает входящий Назарова. После недолгого раздумья принимаю вызов. Короткое приветствие плавно перетекает в рабочую стезю, обсуждаем несколько моментов текущего проекта.
Ну и кульминацией разговора становится, какой разнос устроил им на собрании Измайлов.
Нет он не кричал в ярости и не брызгал слюнями.
Стальные ноты в каждом замечании кололи хуже, выпущенной стрелы.
Просто убивал темным взглядом. И под гнетом черноты кто пытался высказаться, ломался.
Больше всего досталось главному.
Николай Петрович с попеременной частотой сначала краснел, а затем мрачнел.
После неудачного совещания шеф скурил полпачки сигарет.
А затем на короткой летучке по цепочке устроил нагоняй коллективу.
И я его прекрасно понимаю, он несет колоссальную ответственность.
— А в чем именно причина недовольства заказчика?
— Ты думаешь, кто-нибудь из нас понял? Они задавали странные вопросы. Уточнили есть ли у нас дополнительная стратегия рекламной компании? Как мы поняли с ребятами ролик «Изиндатрис» не зашел.
— Ясно, — какая-то беспросветность намечается.
— Короче говоря, нам дали отсрочку до понедельника. Иначе контракт с редакцией будет расторгнут, и мы понесём убытки. Одним словом, вся работу на с марку, — подытожил дискуссию. Проклятье. Только этого не хватало. — Ты выйдешь завтра на работу?
— Да, конечно. Мне дали отгул на один день.
— Рика, черт. Может это не мое дело, но я должен спросить, — вступает собеседник на скользкую тему. Моментально изнутри каждая клетка дергается. Все же не удержался от расспросов. Хотя именно Назаров имеет полное право получить объяснения. Представляю с какой геометрической прогрессией, на протяжении дня у Богдана назревали вопросы.
— Ты о вчерашнем?
— Угу. Что связывает тебя и Измайлова?
— Кроме проекта ничего. С чего такие выводы Богдан?
— Он вполне логичен, Рика. Знаешь, я то вчера реально струхнул, — секундная пауза. — Боялся, за тебя. Как бы это казать помягче..., — тянет с ответом.
— Говори, как есть если начал, — вывожу на откровенность.
— Вчера, Измайлов коршуном дербанил тебя по кусочкам, как маленького птенчика, это если, мягко говоря. А если выражаться мужским лексиконом, прямолинейно имел тебя во всех позах Камасутры. Теперь я понимаю, смысл твоей просьбы, — невозмутимо выдает. —Будь я женщиной, подстраховался бы обязательно.
— Обалдел Назаров?!
— Сама напросилась.
— Тебе показалось. Если ты не заметил, рядом блистала брюнетка.
— Если бы я ошибался, Рика, — с сожалением роняет. — Умоляю, будь с ним осторожна. Его репутация несется не хуже стремительной пули. Он марширует по головам людей, не заботясь о последствиях. Добивается целей, наплевав на человеческие принципы. И это естественно, они у мужика напрочь отсутствуют.
— Давай, не будем переходить на личности. Мы выполняем работу, а он нам хорошо платит за нее, — закрываю тему. — Его внутренний мир и что там у него с головой нас не должно касаться, — обрубаю резко.
— А вот ты уже и злишься.
— Богдан...
— Я лишь предупредил, красотка.
С раннего утра сидя в кресле офиса работаю над окончательным текстом рекламы. Ставлю пометки, в каких моментах увеличить музыку.
Тщательнейшим образом готовлю детальный доклад.
И если быть честной до конца не понимаю, есть ли такая надобность.
Аргументы, которыми вчера козыряла теперь не кажутся убедительными.
Измайлов четко дал понять, что не видит смысла в сути идеи, а время уже на исходе.
Уделяю время остальным заказам. К девяти редакция оживает в полную силу.
Нинель тоже с утра как никогда активна. Хотя ее внешний вид говорит об обратном и мало походит на девушку с вечеринки.
На ней не привычные для меня черные брюки, аналогичного оттенка водолазка подчеркивающая бледность красивого лица.
Легкий макияж и собранные в косу волосы полностью поменяли образ коллеги.
Прячет глаза в бумагах и мониторе компьютера, сложно сказать, о чем она думает. Словно она ищет спасение в работе, пытается уйти от чего-то.
Шевелиться беспокойство внутри. С ней явно что-то не здоровое творится. Уместно ли расспрашивать о причинах удрученного состояния.
Что могло послужить таким переменам?
Я пропустила момент ее исчезновения с вечеринки, может кто обидел или неприятности случились?
После десяти набираю в риэлтерскую контору.
Приятный женский голос учтиво приветствует и благодарит за выбор их офиса.
