услышал, понял и готов.
Я готов? Реально? Хер знает, но если по-другому никак…
— Ты предлагаешь мне настоящие отношения? — Изящные бровки опять домиком, и лицо такое сразу изумленно-детское. Да что же ты у меня такая… смотри — не насмотрись. — Романтику и все такое?
— Да.
— Только ты у меня, и только я у тебя?
— Охуеть как странно, но да.
— И это после того, как все время прямым текстом говорил, что это абсолютно не твое?
— Угу.
Вот всегда знал, что трепаться стоит мне поменьше.
— И все это только от того, что в тебе проснулась ревность?
Ты смотри, какая у меня тут мастерица допроса объявилась. Может, зря позицию сменил? С моим стояком у себя между ног так не любопытничала.
— Так и есть, — покорно кивнул я и скривился. Кто ж знал, что вштырит так мощно и быстро.
— Хочешь знать, как это выглядит для меня?
— Не очень, — я скривился еще сильнее. Не дурак ведь и сам осознаю, каким дебилом выгляжу.
— А зря. Ты мне сейчас напоминаешь жадного мальчишку, который мной, как игрушкой новой, пока делиться не хочет. По-ка.
Опять на эту хрень с Кристиной намекает? Вот угораздило же меня пошутить так.
— Кать, с Кристиной… там совсем другой расклад… — начал я, но она меня заткнула.
— Забудь о Кристине и остальных… — отмахнулась она.
— Забыл-забыл, — осклабившись дурак дураком, щелкнул в воздухе пальцами. Девочка, типа я вообще о них особо вспоминаю до того момента, как не прижмет.
— Ты ведь не воспринимаешь меня всерьез. — Катька как-то мигом погрустнела, как свет потух, и перевела взгляд на окно, за которым опять начался снегопад. А я вдруг озяб. Вот прям до кишков и костей пробрало изморозью, будто отвернулась она, а я как голый на морозе остался. Чё за херня-то творится?
— Кать… — Я вскочил, подошел к ней и, обхватив ладонями щеки, заставил смотреть себе в лицо. Но теплее не стало. В ее глазищах печаль такая, что хоть вешайся. — Ну с чего ты взяла это?
Спроси лучше себя, с чего это для тебя так до хрена важно, Боев.
— А разве все не так? На меня смотрят другие мужчины, и тебя это злит. Я такое видела, знаю. И отношения ты мне сейчас предлагаешь поэтому. Не потому что я тебе нужна, а потому что и другим могу понадобиться.
Я открыл пасть возразить, но тут же ее и захлопнул. Врать нельзя. Нельзя. Не ей, той, кто действительно такую херню видит насквозь, натерпелась от подобного. Бедная ты моя девочка.
— По правде, не без этого. — Мне пришлось аж горло прочистить, а то что-то голос сломался, как придушило слегка чем. — Но эта моя жадность-ревность никак не отменяет того, что мне башню от тебя рвет, Катюш. Того, что трогать тебя охота постоянно. Что пялюсь на тебя и глаз отводить не хочу. Что тащусь от твоего голоса и трахать хочу одну тебя. Сейчас хочу. И надолго это, похоже. Я себя знаю. Так что по всему выходит — нужна ты мне, нужна именно ты.
Ух, ты, аж взмок я от речи такой. И ведь ни словом не спизднул, главное. Как нутро поет, так и выкладываю.
— Боев! — шмыгнув носом, Катька неожиданно обхватила мою шею, прижимаясь и утыкаясь носом свитер на плече.
— Что такое? — не понял я.
— Это так хорошо.
Фух, славатехосподи, поседеешь так раньше времени!
— Ну еще бы.
— Заткнись! — загадка моя покраснела, вскинув на меня свои невозможные светлые глазищи, что блестели сейчас сильнее обычного. А мне и не вздохнуть — ну красивая же, слов таких не знаю, чтоб описать. — Это хорошо, потому что я тоже тебя ревную. И тоже хочу трогать, целовать, слушать. И трахаться только с тобой. И сейчас и потом. Постоянно, долго.
— Ну тут уж насколько у меня здоровья хватит, малыш, — хохотнул я нервно. Что-то аж руки, которыми обнял ее в ответ, затряслись. — Давай-ка уже пошлем на хуй эту работу и поедем вкусняхи покупать? Пора готовиться к нашему первому совместному торжеству.
Катька отпустила меня и отстранилась, закусила губу, с тревогой уставившись мне в глаза.
— Ну что?!
— Разве так бывает? С утра мы только были случайными любовниками, а сейчас…
— Сейчас пара. Что такого-то? — ага, ничего, разве что у самого вся спина и жопа в нервном поту. Потяну ли? Не облажаюсь?
Куда, бля, денусь!
— Так быстро, — она рвано вздохнула и прижала ладонь к груди.
— Нормально, Катьк. Жизнь коротка, чего тормозить? Идем?
— Погоди. Всего секундочку, — попросила моя конфета и слезла со стола. — Мне тут кое-что надо.
Встала передо мной, обхватила снова за шею, приподнялась на цыпочки и посмотрела в глаза очень серьезно.
— Я только попробую, хорошо? — прошептала она у моих губ.
Меня тряхнуло, как от разряда. Мы ведь не целовались еще. Не в губы. Не по-настоящему. За последние годы я и отвык от этого. Не хотелось. Не надо оно было. Настолько, что с и Катькой ни разу и не попытался.
Обнял ее, не сжимая, не торопя, не двигаясь навстречу. Видно, что сейчас что-то очень важное происходит. Для нее. А выходит — и для меня. Мы же теперь пара как-никак.
Она коснулась моих губ, будто крадучись, на мгновение, тут же разорвав контакт, нервно сглотнула, шумно выдохнув. И сразу подалась вперед снова, скользнув своим языком по моему, с готовностью его встретившему. Сколько не целовался, думал и забыл как, но ни черта. И мигом земля из-под ног ломанулась, и в башке шум и пустота, сердце в горле долбит, в груди тесно, кожа как под током. Ничего и никого вокруг не видишь, нет ничего, только карамель моя сладко-соленая и ее губы-язык-дыханье-руки.
— Ох! — прерывисто выдохнула она, отстранившись, и только тогда я сообразил, что умудрился Катьку к стене притереть, и не то что целую — уже чуть заживо не проглатываю.
— Пиздец… вот это кайф, девочка моя, — прохрипел ошалело, мотнув головой, как мокрый пес.
Глаза не видят, мозги не варят, тело звенит от возбуждения, и оно, сука, какое-то… светлое. Не похоть мутная — другое совсем. Конец тебе, Андрюха. Однозначно конец. Довыебывался ты, дурило.
Андрей тряхнул головой, а я на пару секунд зажмурилась, успокаивая бешено скачущее сердце и молясь, чтобы открыв их, не заметила на его лице признаков, что это вмиг ухнувшее на мою голову счастье — мираж, жестокая шутка. Что он готов уже сдать назад, или это все
