А что остальные? Как им быть?
— Пап, а ты сегодня к психотерапевту? — слетаю с лестницы, когда отец уже ботинки надевает. Он хмурится, кивает. Ему стыдно туда ездить, но иначе его просто лишат родительских прав. Я так и сказала, когда он заорал, что больше туда не пойдет.
— А что?
— Можно с тобой?
— Зачем?
— Я придумала кем хочу стать, но не очень понимаю, куда именно надо поступать. Она должна знать.
— Мозгоправом решила стать?
— Ну не совсем. Возьмешь?
— Ну так собирайся, ты ж в пижаме стоишь.
Я бегу собираться. Надеваю простые джинсы и рубашку. Волосы завязываю в привычный хвостик. В зеркало смотрю мельком.
Там всегда мелькают образы прошлого, так и хочет выскочить Демьян, чтобы снова вскрыть раны, которые вот-вот зарубцевались. Не думать о нем проще, потому что, если начинаешь, накрывает моментально. Да так, что задыхаешься.
Через месяц страданий и мокрых подушек я поняла, что лучше, что – то делать. Помогать по дому, ходить в магазин, да даже просто молиться лучше, чем умирать в этой отчаянной тоске по тому, кому не нужна.
Пока едем в город, залезаю на аккаунт Демьяна.
Он живет так, словно и не было ничего. Новое путешествие, друзья, широкая улыбка. Но только мне видно, что за ней таится страх, страх, что вся эта красивая инстаграмная картинка рассыплется и останется только я, он и подвал.
Закрываю его страницу, удаляю любую возможность смотреть туда. У него все будет хорошо. Нужно радоваться.
Ведь любовь это когда желаешь любимому счастья, радуешься за него искренне и по-настоящему. А мне все больше хочется стать эгоисткой, перестать радоваться и желать ему счастья без меня. Потому что мое счастье он забрал, ни разу не отвернувшись.
Мы приезжаем в город. Тормозим возле небольшого офисного здания. Два этажа и облупленные стены. Впрочем, в нашем маленьком городке и это неплохо смотрится.
— Анатолий Геннадьевича, проходите, — нас принимает миловидная брюнетка, удивленно смотрит на меня. Непонимание сменяется узнаванием и шоком. Она распахивает глаза и открывает дверь шире.
— Рада видеть тебя, Ася.
— Добрый день. А можно пару вопросов, пока вы не начали.
— Ты хочешь поговорить наедине? Я давно ведь зову тебя, отец говорил?
— Говорил, да – папа деликатно удаляется, а я сажусь на диван. Нет, я не хочу вспоминать и погружаться в подвал, даже мысленно.
Ведь он и так со мной. Каждый день. Каждую минуту, стоит закрыть глаза как я легко прыгаю в этот омут некрасивых фантазий, где я была любимой, где наша с Демьяном смерть была очищением.
Многие, выживая получают второй шанс, меняются. А мне кажется, что я там потеряла себя, а найти уже не получится. Душа не вернется.
— Ась, я понимаю, тебе тяжело говорить, но со временем.
— Чушь, Инесса Игнатовна. Сколько читала на форумах, время не лечит, даже не притупляет боль, просто из острой превращает ее в хроническую. Можно забыться в работе, можно даже переехать, но мой подвал всегда со мной.
— Пока ты называешь его своим, ничего не изменится. Ты права, помнить ты будешь всегда, но если у нас даже появился на теле шрам, мы всегда можем его скрыть от окружающих, попытаться жить настоящим, завести друзей. У тебя есть друзья, Ась?
— Гриша. Он хороший парень, но рассчитывает на большее, но я вряд ли когда-нибудь смогу ответить ему взаимностью. Я чего пришла — то. Я хочу стать сотрудником соц опеки. Я знаю, насколько они наплевательски относятся к ситуациям в семьях, не разбираются, не любят докапываться до истины. Я хочу это изменить.
Психолог не смеется, но на ее лицо кривится в снисходительной улыбке.
— Ты такая еще максималистка, Ася. И это просто поразительно учитывая, что с тобой произошло.
— Скажите, что у меня ничего не получится?
— Скажу, что сделаю все, чтобы у тебя получилось. Я даже подготовлю тебя к экзаменам и помогу с общежитием.
— С общежитием не надо. Я буду с родителями жить. За папой присматривать. У него тоже процесс перестройки.
— Ну хорошо. А в остальном? Позволишь помочь тебе?
— Позволю. Это куда я должна поступать?
— На юридический. Самый верный способ борьбы с человеком — это знание законов. Вот даже взять вашего маньяка… Ты не против, что я о нем заговорила?
— Мне все равно, — внутренне сжимаюсь, но мне дико интересно, что она о нем скажем. Даст зацепку полиции?
— Ну вот. Он ведь даже может отделаться условным при должной защите. Списать все на невменяемость. Ведь сам он кроме похищения никаких насильственных действий не совершал.
Мне становится просто неприятно это слушать, и я встаю.
— Спасибо за помощь. Когда мы начнем готовиться?
— Думаю если будешь ждать отца и заниматься после него мы быстро освоим основные задания экзамены.
— Тогда я пойду?
— Беги, — кивает девушка и приглашает отца. Тот понуро проходит внутрь светлого кабинета и недовольно плюхается на кресло. Человеку вообще очень сложно слушать того, кто умнее.
Я сажусь в комнате ожидания и мельком посматриваю на книжную полку. Снова она. Снова эта книга. Только целая. Страшно подумать, что будет, найди я однажды тот самый экземпляр.
Глава 48. Демьян Одинцов
— Тебя что – то беспокоит? – спрашивает Лис, он же Серега Самсонов, футболист. Наши родители общались еще когда нас не было. Потом общение сошло на нет, но мы с Серым друг друга не потеряли. Частенько тусили вместе, в футбол гоняли, на байках играли со смертью. У него на лице совершенно тупое выражение лица. Чистая, незамутненная влюбленность. И как он заметил, что я какой – то не такой, если уже минут пятнадцать переписывается.
— Ты у нас стал экстрасенсом? — встаю и иду курить. Башка после вчерашней попойки раскалывается.
— Да нет, просто ты обычно шумный. На гитаре играешь, а в этот раз прям не узнать.
На улице не по-летнему прохладно, но мы все равно стоим в одних трусах, смотря как Милан только просыпается. Краски такие яркие, что слепят. А все происходящее порой рябит, словно плохая запись. Вот-вот еще минута и я очнусь там же, в сыром, пропахшем фекалиями и сексом подвале.
— Дем?
— Ничего интересного я тебе не расскажу. А что у тебя с сестрой Ефима? Он вообще в курсе, что ты ее пялишь?
— Еще нет. Ей же пятнадцать только.
— Ну кого, когда останавливало.
— Ну надо хоть возраста согласия дождаться. Ефим не в курсе, а ты откуда знаешь?
— Видел фотку у него в телефоне. Звонила вчера. Так что ты аккуратнее.
— Да мы так, дружим считай.
— А с Васей ты тоже дружишь? — киваю на спящую на диване девчонку, с которой Лис вчера зажигал.
— Много вопросов задаешь, нет?
— Как и ты.
— Это я еще про подвал не спросил. Мне отец коротко рассказал, что тебя с какой – то девчонкой на неделю заперли.
Поговорить? Рассказать? Всю правду или краткую версию, более приличную. А может нахуй послать, потому что мое это только. Даже учитывая наше долгое общение, Серега последний, кто поймет.
— Было дело.
— И что?
— Ничего. Пойду еще посплю. Ты тоже не стой на морозе, а то будешь по полю сопли свои собирать.
Лис поворачивается ко мне и удивленно смотрит.
— Мам, ты как – то резко изменилась.
— Да пошел ты, — цепляю бутылку бурбона и в спальню свою иду. Мы эту квартиру давно купили. Отец сюда не лезет, это мое пространство, мое личное место для тусовок. Но чем больше тел я переступаю, тем больше думаю, что никого не хочу здесь видеть. Даже в туалет не зайти, и тут тела валяются.
— Так, заебли, встаем, — беру за шкирку какую – то девчонку. Ее тут же на меня рвет. Бляяя. – Живо! Встаем! Покидаем помещение!
Вялые тела, словно кегли мечутся и бьются друг об друга. Я в какой – то момент просто выкидываю всех, кого не знаю, даже Серега забирает свою Василину и уходит из квартиры. На последок, кинув:
— Тебе может к психиатру?
— Со своей жизнью разберись! – хлопаю дверью. Шумно дышу. Удар в дверь. Еще удар! Открывайся мать твою!
