бандитом не был.
— Судя по тому, как часто ты его вспоминаешь, это его замуж ты хочешь взять!
Губы в улыбке растягиваю. К себе за свитер тяну, в объятия сжимаю, чтобы не вырвалась. Она лицо задирает, губами манит темными в этом свете.
— Не звони ему больше, Вера. Я предупреждаю раз. В следующий я просто поеду и убью его.
— И будешь убивать каждого, кто на меня посмотрит? Или заговорит?
— Если будет надо.
— Ну тогда я не пойду за тебя. Потому что ждать тебя из тюрьмы не буду!
— Ну конечно не будешь, — волосы стягиваю на затылке, в шею губами впиваюсь, дозу в себя вкачиваю.
— Может и буду, — стонет она, телом прижимается. — Не надо никого убивать, Леон. Не буду я Коле больше звонить. Я и не хотела, просто ты игнорил меня. Я думала не нужна тебе больше.
— Ты всегда мне нужна. Если не могу позвонить, значит реально не могу. Но в следующий раз буду так и быть сообщение посылать.
— Ну спасибо и на этом, — обнимает, ноги закидывает на талию, задницу обнажая. Меня снова ведет, только вот спать уже хочется.
— Домой поехали. Спать охота. За рулем ты поедешь.
— Но я не умею! Ну я же обещал научить. Сейчас самое время.
Самое время подумать, как выйти из криминала в котором я увяз по самое не могу.
3 месяца спустя
— Вер! — не отвечаю, новости смотрю. Наверное, меньше знаешь, лучше спишь, но у меня какая — то мания смотреть, где и кого в очередной раз убрали. Потому что знаю, что так или иначе к этому причастны люди Макара. А значит, мой Леня. — Да ты заебала это смотреть. Лучше книжку почитай или сериал посмотри.
Он ставит на стол пакет с едой, уходит в душ, даже не целует. Никогда не целует, пока в душ не сходит. Словно отмыться хочет. Я просто молча раскладываю все в холодильник. Сегодня передали, что жена известного бизнесмена попала в аварию вместе с ребенком. Не выжил никто.
Авария не была естественной, а значит…
Леон ничего не рассказывает, но я часто слышу обрывки разговоров, вижу какие — то данные на его ноутбуке. Мне достаточно, чтобы понимать, что происходит. Мне достаточно, чтобы понимать, я не хочу так жить. Да, секс классный, да Леон замечательный, порой ревнивый, но стал вроде доверять. Или дело в маячке, благодаря которому он знает, где я нахожусь. Всегда. Он знает. А значит, может узнать кто угодно. Но отмахивается, говорит, что обо мне больше никто не говорит, я нужна только ему. Ему спокойно, а мне нет. Сегодня я делала тест. И говорить о его результатах не хочу.
— Есть будем? — садится за стол, а я ставлю тарелку с отбивными и картошкой. Перед глазами мятая в хлам машина, скорая помощь и детское кресло. — Ты чего?
— Я не хочу.
— Сядь и поешь. Ну что ты эту муть вечно смотришь.
— Ты этой мутью живешь, Леон. Наверное, подсознательно жду, когда в очередной аварии погибнет Леон Зверев. Или такого быть не может?
— Да может конечно, — он так спокоен, что просто бесит. — Ты мне лучше скажи, нахера тебе опять Власов звонил.
— Узнавал как дела. Рассказывал о своих. Ты ревнуешь?
— Нет. Просто раздражает. Вроде не дурак, все понимает.
— Дурак, раз связался с криминалом. Точно такой же, как и ты.
— Что — то ты не сильно жаловалась, когда мы ездили на море.
Бросаю ложку. Теперь мне и сказать ничего нельзя. Тыкает морем, шмотками, машиной. Словно не работаю. Словно за его счет живу. Может и живу, но мы же вместе. О браке конечно речи нет, я и сама бы пока не пошла. Будь поумнее, заставляла бы предохраняться, но…. Поздно. От мысли, что буду растить ребенка в постоянном страхе тошнить начинает.
— Я не просила меня возить. Ты же сюрприз сделал.
— Ты не сильно сопротивляешься сюрпризам. Или серьги тоже не понравились?
Снимаю их прямо тут, чувствуя, как атмосфера тяжелеет, а настроение в комнате меняется. Бросаю золотые сердечки на стол и встаю. Уходить в студии особо некуда, так что балкон порой лучший мой друг. Опираюсь на подоконник и смотрю вдаль, на то, как по дороге проносятся машины. Там, наверное, люди, которые не бояться выходить на улицу. Которые не оглядываются и не проверяют дно машины. Люди, которые не катаются в бронированных автомобилях. Леон за эти три месяца провел целый курс. Научил стрелять, с ножом обращаться, водить машину даже в самых экстренных ситуациях. Это все было весело сначала, только почему — то не веселит сейчас.
Перед глазами появляется его ладонь, на которой сережки. Вину чувствует, поэтому не орет и не тянет в кровать?
— Надень и больше не снимай.
— Ладно, — беру кончиками пальцев. Надеваю. Только вот ком в горле все больше.
— Тебя что не устраивает, Вер?
— Все. Твой образ жизни. Ты хочешь семью, но о какой может семье речь идти, когда ты втягиваешься в это все сильнее.
— Это мой образ жизни. Пока живем так, может потом все и изменится.
— Когда?
— Не знаю! Андронова надо убрать, а к нему хрен подберешься. Я не супермен, чтобы ты там обо мне не думала.
— Может тогда все это зря? Мы, отношения. Может закончить все сейчас? — мне остались последние экзамены, есть накопления. Я уже думала, что могу пока устроиться куда — то нянечкой, чтобы декрет получать. Далеко. Не в этом городе. Подальше от криминала и подальше от страха, что жизнь, которая вроде только началась так быстро закончится.
— Нет, — Леон бросает руку, берет шею в нежный плен, к себе тянет. — Я скорее убью тебя, чем отпущу. Вер, я только жить начал, что я делать без тебя буду.
— Мне диплом писать надо, — от поцелуя отворачиваюсь. — Ты же не хочешь, чтобы твоя будущая мертвая жена была необразованной?
— Хуйню несешь.
— Не нравится, уходи.
— Не дождешься, — удерживает рукой, в шею целует. — Пойдем в кровать, я тебе покажу, как сильно не хочу отпускать тебя.
— Не хочу.
— Не слышу, внезапно оглох, представляешь, — поднимает на руки и на диван несет. Бросает, стягивая домашние лосины. — Могу различать только стоны и крики.
— Соседи кстати тоже.
— Пусть завидуют, — нависает он, а я обнимаю крепко, в себя принимаю легко, без горечи, только вот мысли первую минуту далеко, там, где нет страха, что в мой дом снова кто — то вломится.
После секса
