Не помню его имени, но лощеное лицо с оттенком безразличия запомнить не сложно.
— Рад тебя видеть, Вера.
— Не могу сказать того же.
— Как ты себя чувствуешь? — трогает он шею, щупает голову. — Ничего не болит?
— Ничего не болит, можно я уже пойду? Я словно заключенная тут.
— Зверев появится только через час, сказал тебя не отпускать, так что лежи.
— А почему вы его слушаете? Он угрожает вам? Или приплачивает?
— Ты зря о Лене так. Он неплохой мужик, просто в жизни не всегда есть выбор по какому пути идти.
— И поэтому он не оставляет выбора мне?
— Это ты обсуди с ним, я ж не знаю, чего у вас там происходит, — пожимает плечами старик и уходит. Спасибо хоть в кресло гинекологическое усаживать не стал.
До сих пор дрожь пробирает от мысли, что, Зверев узнает… Пока везет.
Я листаю ленту наших фотографий. Их не много и везде Леон хмур, вечно требовал, чтобы удалила, нечего рожу ему свою светить. Словно показывать кому — то собиралась. А может просто запомнить его хотела. Таким вот. Вспоминать. Ребенку потом рассказать какой у него был отец… Отец…
Жду Леню битый час, когда мне звонит Коля.
Я на автомате беру.
В голове замыкает, потому что с ним я никогда ничего не боялась. Каким бы он не был, каких бы ошибок не совершал, с ним мне было спокойно.
Может быть потому что он не убийца?
— Привет. Я в новостях видел, что возле твоего подъезда человека убили.
— Да? А говорил работаешь только.
— Да. бывает, смотрю, или передают
— Кто передает?
— Да не важно. Ты как вообще? Тебя не задело?
— Не особо. Просто испугалась, когда увидела…. В общем спасибо, что волнуешься. Мне идти надо
— Вер… — он молчит, словно с мыслями собирается. — А ты не боишься, что однажды он и тебя убьет? Ну не понравится ему, как ты жрать приготовила или посмотришь на него не так?
— Знаешь при всех его не самых положительны качествах, Леон скорее в тюрьме повесится, чем попросит меня ради лечь под другого.
Коле на это сказать нечего, но он все равно говорит
— Прости меня за это, Вер. Я правда не знал, как поступить иначе. Мне было страшно. Просто знай, что ради тебя я бы тоже пошел на все.
— И под другого бы лег?
— Если надо, да. Потому что мы гораздо ближе, чем просто люди, которые встречались и дружили. Мы одно целое и даже если ты останешься с этим убийцей, я все равно буду считать тебя своей половинкой Вер. Чтобы ни случилось просто помни, что я тебя люблю.
— Спасибо… Только толку теперь от слов твоих…
— Есть шанс выбраться, Вер. Уехать. Вместе. Я нашел пути.
Сердце замирает, но я головой качаю. Какие пути? Опять под другого меня положить.
— Я ни с кем спать не буду.
— Нет, нет я сам все сделаю. Просто будь готова если что, уйти. Со мной.
— Коль, ты на другом конце страны, что ты несешь.
— Просто приготовь сумку и жди.
— Пока Коль, — прощаюсь быстро, словно соблазненная возможностью получить ту самую свободу. В груди тяжесть рождается, стягивает внутренности. В горле ком.
Я убираю телефон и обнимаю себя руками. Сколько сижу так, не знаю, знаю, что луплю глазами в одну точку, совершенно не понимая, как вообще можно жить дальше. Кому верить. Как жить.
Леон появляется еще через час, отвозит меня домой, где уже стоит новая железная дверь, укладывает в кровать, но не трогает, словно чувствует, что вот сейчас, наверное, впервые за наши так называемые отношения я пошлю его нахер.
Просто рядом сидит, молча курит.
— Нужно просто подождать.
— Сколько? А скольких еще тебе нужно будет убрать? Это ты убил ту женщину с ребенком? А если потребуют убить меня!?
— Что ты хочешь от меня?! Я не могу просто взять и попросить уволить меня. Это не так работает!
— Ничего, Лень Ничего я от тебя не хочу! — отворачиваюсь к стенке, но его это не устраивает.
— Зато я хочу, иди сюда.
— Нет! — не даю себя тронуть. — Я не хочу.
— Вранье ты всегда хочешь, всегда течешь, как только касаюсь тебя, — дергает он штаны, кофту, принимаясь мять грудь. Да, тело реагирует, но в душе такой раздрай, что я не выдерживаю. Бью его по лицу, отпихиваю, пока он пытается меня поцеловать, хватает за щеки, подтягивает к себе, обнимая ручищами, ноги мои раздвигая.
Я понимаю, что дергаться бесполезно, если он хочет он возьмет. Как бы я не сопротивлялась, как бы не применяла приемы, которым он меня и научил, он все равно сильнее.
Так что я просто отворачиваю лицо, обмякаю в его руках и жду, когда он закончит.
Он еще минуту пытается втянуть меня в свою игру, трогает, ласкает, целует, но я закрываю глаза, и отключаюсь, решая для себя, что пора уходить при первой возможности.
— Ну давай, блять! Двигайся! Сопротивляйся! Отвечай! — трогает меня, пальцами между ног гладит, по соскам скользит губами, с себя одежду снимая, головку члена приставляя. — Вер, ну девочка, ну посмотри на меня!
Я лишь губы поджимаю, снова роняя лицо на бок. Я словно не здесь. Я просто смотрю в одну точку, готовая принять все что он хочет сделать. Только пусть не ждет, что я отвечать начну. Что снова захочу с ним. Не так. Не здесь. Не сегодня.
В какой — то момент все кончается. Зверев просто поднимается, смотря в мои пустые глаза и встает, застегивая ширинку, забирая скинутую футболку и уходит из квартиры хлопнув дверью.
Я же лежу еще минут двадцать, просто втягивая остатки его мужского запаха, впитывая его, запоминая. Того, кого люблю. Того, кого боюсь.
Наконец встаю, чтобы подготовить сумку к побегу. Или с помощью Коли или одна с малышом под сердцем.
Я оставляю все, что он купил. Вещи, белье, украшения. Забираю лишь серебряный кулон, что он купил мне в Турции. Он в виде круглой монеты. Женщина на рынке говорила, что это символ вечной любви. Тогда я верила. Теперь… И теперь верю. Верю, что буду любить Леню всегда. Но его ребенка гораздо сильнее. Поэтому собираю наличность, что заработала, работая тренером, беру телефон, что купила вчера, беру паспорт, оставляя загран вместе с вещами.
Ощущение неминуемой угрозы не оставляет, желание набрать Леону и сказать о той, глупости, что собираюсь совершить буквально зудит в пальцах. Нельзя, Вера, нельзя…
Тогда он точно приставит охрану лично
