Лимузин Таннера был уже под навесом у входа. Джорджина ждала Таннера снаружи, обмениваясь репликами с газетчиками. Она стояла рядом с Мередит и Тимом Брокау, когда наконец заметила Таннера. Приблизившись к машине, он приложил к губам указательный палец. Склонившись к ней, он шепнул:
– Мы подбросим Брокау. И ни слова о Бэби.
Только в конце дня, после приема, Джорджина узнала о последнем сюрпризе, преподнесенном Бэби в этот необычный день. Таннер, который после их свадьбы почти не упоминал имени Бэби, назвал устроенное ею представление „довольно трогательным".
Прошло уже около двух недель после панихиды, а в „Курьере" так никто и не занял место Лолли. Чтобы заполнить пространство, столько лет отведенное под ее колонку, приходилось печатать сообщения с телетайпа и довольно слабые материалы, раздобытые репортерами.
Джорджина знала, что Таннер обдумывает, кого взять на место Лолли, но со дня ее смерти ему приходилось разбираться со многими проблемами в газете, и Джорджина почти не видела его. Он уходил рано утром и являлся домой поздно вечером.
Накануне она все же дождалась его и заставила пообещать, что завтра он пообедает дома. Ей хотелось провести с ним хоть немного времени. И на то у нее были особые причины.
Оставшись одна в своей огромной кухне, она весело мурлыкала что-то себе под нос, готовя Таннеру обед из его любимых блюд.
Она обваляла в сухарях свиные отбивные. С недавних пор она стала прибегать к маленьким хитростям, готовя блюда для Таннера. Она очень любила проводить вечера дома, вдвоем с мужем, но терпеть не могла благотворительные балы, приемы в четырехзвездочных ресторанах и обеды в огромных апартаментах на Парк-авеню и Пятой, где бывали люди, так или иначе связанные с жизнью Таннера.
Для каждого семейного обеда она всегда старалась приготовить что-нибудь особенное: то потушить мясо, нарезанное в виде сердечек, то украсить желе рожицами: долька лимона – рот, кусочки апельсина – глаза, земляника – нос. Обеды, которые она готовила, не только заклеймили бы позором на образцовой кухне журнала „Восхитительная пища", но над ними презрительно посмеялась бы та публика, с которой Джорджине приходилось теперь поддерживать отношения. В этой компании Джорджина была самой молодой из жен. Никого из этих людей она не воспринимала как друзей в привычном значении этого слова. Они занимали руководящие места в мире бизнеса и играли значительную роль в общественной жизни. Деловая жизнь этих банковских воротил и королей прессы была связана с Таннером. У многих из них были взрослые дети.
Некоторые жены считали очень милым, что Джорджина сама готовит для мужа, но относились к ней несколько снисходительно, хотя и брали у нее кулинарные рецепты.
Таннер пытался смягчить задевавшие Джорджину случайные замечания, высоко ценил ее искусство и при каждом удобном случае напоминал, что до того как они поженились, она была одним из самых известных в стране кулинаров. Он утверждал, что именно ее стараниями в зале для приемов „Курьера" подавались столь восхитительные блюда.
Замечая легкие усмешки на лицах слушателей, Джорджина с горькой обидой понимала, что умение приготовить отбивную не делает ее в их глазах интересной личностью.
Отбивные зашипели на сковородке. Соскользнув с высокого табурета, Джорджина стала искать лопаточку, чтобы перевернуть их. Они были золотисто-коричневыми и хрустящими, такими, какие любил Таннер.
Она посмотрела в глазок духовки. Ей осталось сделать только сырную подливку для цветной капусты и поджарить лук с грибами. Позже она взобьет мутовкой орехи с сахаром для карамельного соуса и польет им бананы на десерт.
Джорджина улыбнулась, подумав, в какой ужас привели бы ее обеды сторонников разумного питания. Они были не только разнообразны, но и перегружены жирами, калориями и холестерином. Но ее это не волновало. Сегодня был особый вечер, и хорошее настроение Таннера должно обеспечить успех ее замысла. Сегодня она расскажет ему о своем тайном проекте.
Джорджина послала свою рукопись о секретах домоводства и кулинарии единственному знакомому ей человеку в издательском мире. Рона Фридман была выпускающим редактором в „Восхитительной пище", когда Джорджина там работала; уйдя оттуда, она стала редактором в издательстве „Уинслоу-Хаус". Джорджина знала, что рукописи, поступающие не через агентов, часто возвращаются даже не прочитанными, но все же надеялась, что Рона когда-нибудь даст о себе знать.
Джорджина не знала, как Таннер отнесется к этому. Если не считать приготовления пищи для больных СПИДом, этот выношенный ею замысел, который она инстинктивно держала в тайне от Таннера, принадлежал ей и только ей. Муж не принимал в нем ровно никакого участия, в отличие от ее прочих занятий, вроде устройства общественных приемов, балов и украшения дома.
Но публикация книги – это совсем другое дело, настоящая работа, которая привлечет внимание именно к ней. Ей безумно хотелось, чтобы Таннер не только одобрил ее план, но и отнесся к нему с пониманием. Чтобы добиться этого, придется очень деликатно подойти к этой теме.
Она вспомнила, как советовала стажерам, приходившим на образцовую кухню в журнал: „Настоящее блюдо получается, если задумать его заблаговременно и готовить на небольшом огне".
Теперь она должна воспользоваться своим же советом – затеять разговор в начале обеда и спокойно дождаться момента, когда можно будет рассказать об этой идее.
У нее осталось время принять ванну, надеть любимое платье Таннера и даже послушать новости, чтобы побеседовать за столом и о том, что происходит в мире.
Через двадцать минут, когда перед зеркалом Джорджина накладывала последние мазки на веки, она увидела, что Таннер стоит у нее за спиной. Она улыбнулась ему и подставила щеку для поцелуя, засмеявшись, когда он пощекотал ей затылок.
– Не знаю даже, что пахнет вкуснее, обед или ты, – сказал он.
Закрыв глаза, Джорджина с облегчением перевела дыхание: кажется, он в хорошем настроении. Ведь Таннер всегда мог встретиться с кем-то: с коллегами, с профсоюзом, с юристами, с соперниками – да мало ли что происходит за день, после чего он возвращается весьма мрачным.
– Как прошел день, дорогой? – по обыкновению спросила она.
Сняв пиджак, Таннер бросил его на кресло, чтобы Гровер почистил его.
– Похоже, что Синди Адамс отвергла наше предложение вести колонку Лолли. Она не хочет уходить из „Пост". И мы опять остались ни с чем.
Джорджина поднялась из-за туалетного столика. Ей хотелось спросить, не думал ли он о Бэби. Заметив удовлетворение на его лице, когда он расстегнул светло-голубую рубашку, она решила не рисковать и промолчала.
