Нет! Прошу! Только не они! Прошу тебя, господи! Только не они! Забери меня, но не их! Зачем ты так со мной? Зачем хочешь оставить одну? Я же умру!
Слёзы катятся по моим щекам, а разум не хочет верить в происходящее. Они не могли! Не могли! Они живы! ЖИВЫ!
— Они живы, но до сих пор в коме, — успокаивающее поглаживая мою руку, отвечает Герман. — Состояние тяжело, но стабильное. Врачи говорят, что они выкарабкаются.
— Мне надо к ним! Герман! Мне надо в Россию! — кричу, резко встав со стула, почувствовав головокружение.
Схватившись за спинку стула, пытаюсь удержать равновесие, прикрыв глаза. Медленно делаю вдох, затем выдох, вдох, выдох. Последнюю неделю у меня постоянно кружится голова. Надо больше есть.
— Мне нужно к родным, — повторяю уже спокойно, глядя на мужа.
— Мы не можем сейчас туда полететь. Тигран присматривает за твоими родителями. Не переживай.
— Не переживать?! — вновь загораюсь, злясь на его спокойствие и нежелание отвезти меня к маме и папе. — Ты понимаешь, что я два месяца наслаждалась и радовалась жизнью, когда должна была сидеть у их палаты, у коек? Ухаживать за ними! Заботиться и делать всё ради их выздоровления!
— Понимаю, — строго говорит Герман. — Но мы никуда не поедем. Я сказал тебе лишь потому, что ты должна знать.
— Ты говоришь мне это спустя два месяца Герман. Два! То есть я только сейчас заслужила? — спрашиваю, вытирая слёзы.
— Мила…
— Мне надо домой! — кричу. — Домой! К родным!
— Нет, — чеканит он и, встав из-за стола, направляется к выходу. Оставляя меня одну. Даже не делая попыток обнять, успокоить и прижать к себе. Мне это нужно! Нужно знать, что он меня поддерживает и поможет. Вернёт меня семье… Я ведь им нужна.
— Герман! — окликаю его.
— Мы никуда не едем!
— Мы нет, а я… И Я поеду! — уверенно чеканю, дублируя строгий тон супруга.
— Нет, ты останешься здесь. — оборачиваясь, произносит. — Тигран обо всём побеспокоится.
— Это должна делать я!
— Ты должна сидеть дома и не выходить лишний раз, чтобы остаться живой. Вот все твои обязанности. Если с тобой что-то случится, то я не переживу, как и твои родители, когда выйдут из комы. Поверь, Тигран делает всё возможное для них все эти два месяца. Доверься ему… и мне.
— Тигран… он знал тоже и не сказал мне… — наконец соображаю.
Все вокруг знали о случившемся и ничего не говорили мне, делая из меня глупышку. Дурочку, которая всем верила и доверяла.
Почему делали? Я такая и есть… И они этим воспользовались… Как будто я не имею собственного мнения и была недостойна знать этого с самого начала.
— Да… — отвечает Герман.
— А Лара? Она знала?
Скажи, что не знала… Она не могла меня обмануть. Она тоже… не могла! Лара же моя сестра. Я ей всё доверяю. Я рассказывала ей о своих чувствах к мужу. Делилась самым сокровенным, а она… молчала.
— Знала, — тихо лепечет Герман. — Она сейчас с детьми у своего родного отца. С твоими родителями — Ян и мой брат.
Обманула. Предала. Кто ещё? И главное, как?
— Она сама отдала тебе браслет тогда, да? — мысль приходит внезапно и также внезапно срывается с моих губ.
Несколько минут смотрю мужу в глаза, наблюдая за тем, как он нерешительно мнётся. Тем самым Герман отвечает на мой вопрос.
Моя сестра… Та, кому я доверяю. Мой муж… тот, кому я верю. Тигран… тот, кто стал мне настоящим другом… И даже папа раньше… Но он лишь хотел огородить меня от проблем. А другие? За что?
— Да, — выдыхает он, с грустью посмотрев на меня. — Прости. Так нужно было. Для тебя.
И всё внутри меня рушится. Ломается, как карточный домик. С каждой секундой я чувствую себя всё ужаснее и ужаснее. В голове крутятся сотни мыслей: За что? Почему? Как вернуться? Как спасти себя и родных, ведь отчасти Герман прав. Враг отца может навредить мне… Истерика не прекращается ни на минуту. Слёзы льются из-за всего: обиды, бессилия, беспомощности и
внутренней пустоты… Но самое душераздирающее сейчас то, что Герман не уходит, а пытается подойти и успокоить.
— Уйди! — кричу. — Оставь меня! Вы все… Вы меня предали! Мне надо в Россию! Зачем ты меня забрал?! Ты воспользовался мной! Влюбил в себя… Знай я всё это, никогда бы не полюбила! Никогда! И ты об этом знаешь! Если бы это было не так, то… То ты бы сказал сразу! Ты знал! Знал…
— Знал, — соглашаясь, шепчет он. — Знал, что ты никогда не полюбишь меня, но я пытался. И ошибся, ангел мой. Ты никогда не полюбишь меня по-настоящему, — встав, он уходит, оставляя меня наконец одну. Со своей болью и пустотой.
Глава 47
Мила
— Герман! — зову мужа, но он не отзывается. — Я не это хотела сказать! Герман! Герман!
Одновременно меня разрывает обида из-за предательства родных сердцу людей, страх за жизнь родителей и стыд за сказанные в порыве злости слова. Я наговорила очень много обидного Герману и сожалею о своих словах, надеюсь, он понимает, что я не специально. Это случайно.
Да и вообще я другое хотела сказать… А он меня прервал, продолжил ужасными для наших отношений словами.
«Знал, что я не оставлю родителей…» — вот что я хотела сказать.
— Герман, — кричу, сквозь слёзы, вставая с пола, на котором оказалась сидящей. Холодная поверхность помогала сохранить мысли на несколько процентов, давая мне возможность понять, что я поступаю ужасно по отношению ко всем.
Да, Герман, Тигран и Лара меня обманули, скрыли правду, но ведь они не сделали бы ничего просто так. Они так заботились обо мне. И ведь они не врали мне никогда, когда я спрашивала о родителях, лишь отклоняли тему.
Боже, какая же я глупая! Надо срочно найти Германа и спокойно с ним поговорить. Он должен меня понять и отвести к родителям.
Мне плевать на собственную безопасность. Муж не даст меня в обиду и защитит, если мне что-то будет угрожать, но мне нужно попасть домой к родным. У него же тоже есть мама. Если с ней что-то случится, он тоже не будет сидеть в другой стране и ждать? Разве он меня не понимает?
— Герман!
Но он не отвечает, наказывая меня своим молчанием и тишиной. Бреду к выходу из кухни, как хлопает входная дверь, оповещая о том, что в доме я теперь одна. Он ушёл. Иду к двери, чтобы убедиться, что муж меня и правда бросил… его нет. Его телефона на тумбе тоже нет, как и ключей от машины. С тяжёлым сердцем выбегаю из дома, застав хвост уезжающей машины Германа.
Уехал. Обиделся. Злится.
Нет, он не поймёт меня и не даст уехать к родным. Значит, я одна и надо самой решать проблемы, в которые сама и влезла. У меня сейчас нет времени, чтобы просить у него прощение. Мне нужно к родителям, а после, когда они выздоровеют, я свяжусь с мужем и всё ему объясню.
Родители сейчас важнее, чем мои отношения.
Хотя почему-то я уверена в том, что Герман прилетит в Санкт-Петербург вслед за мной, потому… Потому что любит и простит.
Бегу в кабинет Германа, распахнув дверь, тут же подлетаю к сейфу, где хранится мои паспорт на имя «Мила Прохоровна Айдарова», ещё какие-то документы, пистолет и пачка крупных купюр. Проверяю срок годности загранпаспорта и его пригодность к использованию, а после делаю то, чего раньше никогда не делала. Беру без спроса деньги.
Пусть Герман мне не единожды говорил, что я могу брать деньги отсюда, ибо всё в этом доме наше общее, мне пока ещё неловко. И сейчас для меня это было воровством. Но пришлось наступить на свои принципы, потому что это не имеет значения, когда жизнь твоих близких на кону.
Деньги же мне нужны на покупку билета на самолёт и для оплаты таксисту, что отвезёт меня в аэропорт. Мчусь в гардеробную, переодевшись в джинсы и водолазку, собираю волосы в хвост и решительным шагом иду к выходу из дома, понимая, что если я сейчас это сделаю, то могу навсегда потерять того, кого люблю, чтобы он не натворил.
Но мои надежды на тихий уход рушатся в тот момент, когда, выйдя из дома, я замечаю водителя, что возит меня в университет. Облокотившись о машину, Серж устремил на меня внимательный, деловой взгляд, коим смотрит на меня и Германа практически всегда.
