Гнома, получив странное удовлетворение от его красной напряженной рожи, потом перевела взгляд на Саню. Н-да… Он живой, вообще?
И ответила, с нескрываемым удовольствием, чистую правду:
— Понятия не имею.
С полминуты в салоне висела красивая пауза, достойная МХАТа, а затем, совершенно неожиданно, пришел в себя Саня. Моргнул, оскалился и выдал:
— Сейчас поедем делать тест.
— Какой еще? — подозрительно посмотрела я на него.
— ДНК, блять! — прорычал он, распахивая дверь и протягивая в мою сторону лапу.
Я сильнее вжалась в дверцу машины и ответила:
— Нет!
— Что значит “нет”? — Гном удивленно задрал брови, и стал при этом настолько забавно выглядеть, что я бы рассмеялась… Если б не была настолько напряжена.
— Нет — значит нет, — сказала я, — я не дам согласие на тест.
— Да кто тебя спросит? — возмутился Саня и нагнулся, вылавливая меня с сиденья.
Я уперлась ногами сильнее, выставила вперед руки:
— Попробуй только! Такие анализы берут только в присутствии законного представителя и с его согласия! А я такого согласия не дам! И если вы меня не выпустите, Варька вызовет полицию! И еще журналистов! Прикиньте, уровень скандала?
— Да откуда она?.. — задохнулся от гнева Гном, пытаясь отпихнуть Саню с пути и самостоятельно выудить меня из машины.
— Я ей рассказывала! — с торжеством заявила я, — она не дура, два и два сложила! Так что выпускайте меня скорее, пока не стало слишком шумно!
— Ах ты… Мелкая… Сучка! — каменного Саню, наконец, пробило на эмоции, и я от их вида получила неимоверный кайф. А нечего потому что даже думать о том, чтоб моего ребенка, словно лабораторную крысу, на экспонаты разбирать! Без моего на то согласия!
В принципе, если быть честной, я и сама была бы не против узнать, кто из них биологический отец Ксюхи, но это никогда не стояло в приоритете.
С той минуты, когда впервые, с ужасом и оторопью, увидела на тесте две полоски, я привыкла, что Ксюха — моя, и никогда даже в голову не приходило искать ее отца. Зачем?
В ту ночь косячили все. И они, и я.
Так что винить по большому счету некого, кроме себя.
И рассчитывать на них… Ну такое себе…
Мои Деды Морозы, судя по отсутствию нормальной хватки, были на редкость дерьмовыми мошенниками, а, значит, вполне вероятно, могли бы уже в тюрьме отдыхать…
И на кой они мне нужны были бы в той ситуации?
А уж в нынешней, так и вообще опасно с ними связываться.
Так что желание выяснить, чья Ксюшка дочка, я списала на стресс и природную маскулинность, глупые пережитки шовинизма и патриархальности.
Ксюхе папа вообще нахрен не нужен был. Мы с Варькой вполне со всем справлялись.
Поиметь с мужчин алименты… Да не смешите меня. Учитывая мой образ жизни и вообще саму глупую и опасную ситуацию, в которой я оказалась, никаких достоверных сведений давать ни о себе, ни о Ксюхе, я не могла, даже если б и хотела.
И объяснить свой отказ по-нормальному тоже не представлялось возможным.
А, значит, что?
А значит надо изображать упертую недалекую дуру, вполне способную подкинуть ворох проблем.
Чтоб впечатлились, оценили и отцепились.
И, желательно, еще и святым крестом себя осеняли только при воспоминании обо мне.
Неизгладимое надо впечатление оставить…
Ну, с этим я справлюсь.
— Выпускай давай! — скомандовала я, глядя прямо в глаза Сани, непостижимым образом почуяв в нем слабину. Гном, опять забравшись на пассажирское, грозно пыхтел, выражая полную солидарность с лидером, но не высказываясь. И хорошо, и правильно, а то еще и бы и он огреб.
Так-то, я ромашка, но не в ситуации, когда дело идет о моем ребенке. Тут любому глотку перерву.
— Алиса, — Саня, похоже, выдохнул, взял себя в руки неимоверным усилием воли и решил еще один заход сделать, — успокойся… Мы не хотим ничего плохого, пойми… Но просто… Это шок, ты должна нас понять…
— Ага, конечно… С моим не сравнить! — слезливо пожаловалась я, отыгрывая тупую стерву.
— Алис… — Гном решил, что я ведусь, и радостно усилил напор, — мы же все понимаем… И хотим помочь… Компенсировать…
— Че? — я в этот момент даже играть перестала, настолько охренела, — компенсировать? А че вы мне собрались компенсировать, дяденьки? Мое детство? Мои ночи без сна? Или грудь погрызенную Ксюхой? Или нервы потраченные? А может, швы компенсируете? Ну те, которые там, внизу? А?
С каждым моим словом я видела, как сильнее расширяются глаза Сани, явно не готового увидеть вместо покорной и сладкой девочки подзаборную хабалку.
Гном вообще заткнулся и только изумленным сопением выдавал свое присутствие.
— Не надо мне от вас ничего! — трагически, полностью в рамках роли начала я финальный монолог, — не видела вас столько времени и столько же не хочу видеть! Вообще никогда! И к дочери не лезьте, а то я вас затаскаю по судам! За подозрение в педофилии! — торжественно завершила я выступление.
И, пользуясь шоковым состоянием зрителей, резко скользнула задницей вперед, долбанула обеими ногами Саню в грудь и вылетела в образовавшееся окошко матерящейся пробкой из бутылки.
Саня только и успел, что рукой махнуть, а Гном — выползти из машины, как я уже бежала по лестнице вверх.
Варька, похоже, палила ситуацию из окна, потому что дверь распахнула сразу, стоило мне на площадке показаться.
Я залетела в квартиру и тут же попала в ее объятия.
И ох, как накрыло меня!
Задрожала, затряслась, да так, что зуб на зуб не попадал!
От тупого бабского воя тормознуло присутствие Ксюхи.
При ней нельзя.
— Все, Варь, все. — Забормотала я, не в силах отцепиться от ее рук, но стараясь выказывать уверенность и мощь. — Все хорошо. Все. Все.
Моя пятнадцатилетняя племяшка тряслась не хуже меня, и, стоило мне это осознать, как сразу перестало знобить. Совесть, похоже, активизировала скрытые ресурсы организма.
Нельзя подвергать такому стрессу ребенка,
