дальше, чувствую необходимость что-то сказать или сделать… Что-то важное.
Меня буквально прошибает этим чувством, хоть я и не понимаю, почему. Судорожно ищу в мыслях причину под вопросительным серьёзным взглядом Макса. И, кажется, всё-таки нахожу. Стоит только вспомнить, что его фотография у меня в сумочке лежит.
— Я хотела попросить тебя не выкидывать некоторые вещи в моей комнате, — поспешно говорю. — Квартиранты могут пользоваться чем угодно, но фото им явно не нужны, захотят выбросить, а я не хочу, чтобы так было… Там память.
Мелькает мысль, что придя в мою комнату, чтобы забрать фото; Макс может обнаружить, что я забрала ту, его. Причём единственную, хотя раз так пекусь об их сохранении, могла бы и другие взять, в чемодане уж точно поместились бы.
Даже странно, что у него не возникает вопросов, почему я тогда их не забрала. И я немного жалею, что так и не сделала — даже если пока тяжело смотреть на папины, отложила бы их где-нибудь в чемодане и позже бы к ним вернулась. Что вообще на меня нашло взять только ту, где один Макс?..
А он, кстати, кивает понимающе, смотрит участливо. Что у меня даже сомнения пропадают — вот уж вряд ли сводный в моей комнате так часто бывал, чтобы запомнить, какие там фотки висели и где. Я их вообще повесила после его поступления, а за четыре года он не приезжал. Точно не заметит.
— Я передумал сдавать квартиру, — помедлив, решительно сообщает Макс. — Будет тут ждать нас в любой момент. Со всеми вещами, фотками и памятью.
Ого… Неожиданное решение. Но со всех сторон нужное. У Макса не будет нужды заходить в мою комнату и обращать внимание на висящие фотки, а я и вправду смогу… вернуться?
Вдруг щемит в сердце при мысли, что, возможно, для этого сводный и передумал сдавать квартиру.
— Спасибо, Макс, — преодолевая неуместно охватившее волнение, искренне говорю.
Он не отвечает — лишь направляется к такси. Так резко, будто избегая встречи наших взглядов.
Хотя, скорее всего, я сама себе надумываю непонятно чего. Пора и вправду в такси вещи грузить, не стоит заставлять водителя долго ждать.
Мы молча занимаемся этим, довольно быстро и технично. Точнее, не столько мы, сколько Макс. Он закидывает оба моих чемодана, предварительно обсудив это с водителем, и багажник закрывается.
Ну вот и всё. Сейчас сводный уйдёт. И хотя квартира тут останется, да и контакты друг друга у нас есть, меня снова прошибает ощущением прощания. И дышать почему-то становится сложнее.
— Ещё раз спасибо, — неловко проговариваю, вернее, даже мямлю.
А Макс улыбается. Непривычно тепло. И почему я не пыталась найти с ним общий язык раньше, после того скандала с мамой? Ведь могла бы. Хотя бы написать пару раз за четыре года…
— Иди сюда, — неожиданно слышу непринуждённое заявление, только вот сопровождается оно скорее резким действием. Макс тянет меня на себя и порывисто сжимает в объятиях. Довольно крепких, кстати.
Сначала замираю, безуспешно пытаясь справиться со внезапно сбивчивым и наверняка шумным дыханием... А потом всё-таки обнимаю в ответ. Внутри при этом словно обрывается что-то.
— Счастья тебе, Милка, — почти шепчет Макс, наклоняя ко мне голову так, чтобы почти касаться губами волос.
Чувствую это всей кожей, которую нещадно покрывают мурашки.
— И тебе, — едва шевеля губами, отвечаю.
Это ведь действительно прощание… Ведь поэтому мы прижимаемся друг к другу так тесно, поэтому даже этого сейчас до безумия недостаточно. Поэтому тёплые объятия не приносят облегчения, а наоборот, странную тоску. Слегка шевелюсь в его руках, не зная, что собираюсь сделать; на что Макс слегка гладит меня по волосам. Успокаивающе. Но сам спокоен ли?..
— Ладно, уезжай уже, — вдруг разжимает объятия. — Иначе я тебя не отпущу.
Это утверждение звучит так серьёзно и внезапно, что у меня сердце пропускает удар.
Оцепенев, уставляюсь на Макса. У него смешинки в глазах и необычная сосредоточенность на лице, отчего я против воли кусаю губу. Сводный опускает на неё недвусмысленный взгляд и как-то обезоруживающе улыбается.
Тут до меня, наконец, доходит, что и вправду стоит уехать — Макс не шутил.
Мы недолго жили вместе с Лёшей. Ровно до того момента, как в общагу уже можно было заселяться.
Я ведь сразу поняла, что не готова к совместному жительству с парнем. Но другого варианта первое время не было, а потому мои вещи оказались в его съёмной квартире. И сначала мне с ним там даже целоваться было не по себе, не то что ночевать. Лёша, конечно, пытался сдвинуть наши отношения с точки и получить что-то серьёзнее поцелуев; но не напирал. Спали мы хоть и в одной комнате, но на разных кроватях. Точнее, он на диване.
Я научилась переодеваться под одеялом, потому что Лёша мог позволить себе снимать только однокомнатую квартиру. Скрыться было негде, а идти в ванную в ночнушке не хотелось. К счастью, мой парень понимал, что для меня развивалось всё слишком стремительно и не возражал против скрытности. Знал, что я ещё даже не привыкла к тому, что Лёша вообще «мой парень». Само это слововсочетание иногда выбивало из равновесия. Слишком непривычно, слишком… Неправильно?
Когда это слово в первый раз пришло мне на ум, я была ошеломлена. Тогда я сразу устроила ему свидание, встретив его с работы романтическим ужином. Пыталась перестроиться и вылезти из непонятной хандры. И ведь со стороны всё было отлично. Мы вкусно ели, танцевали, много целовались… Лёша уж точно не бездействовал в плане романтики. На следующий же день принёс мне роскошный букет из пятидесяти роз. Да и свидания устраивал часто… Я даже скорее тормозила его в этом, потому что он пока только начал работать.
В общем, любому человеку мы бы казались хорошей парой, но меня не оставляло ощущение, будто мы внушали себе, что так и было. Такое чувство, что меня как отрезало к нему после того видео и последующей за ним блокировки. Я не злилась, но…
Я ведь и не чувствовала к нему ничего.
Ну разве что, кроме вины. То ли за непонятный спектакль, которым, наверное, оттягиваю неизбежное расставание. То ли из-за собственной неспособности перестроиться. То ли из-за чего-то ещё.
А потом я съехала в общагу, и с этого момента притворяться стало просто невыносимо…
Как оказалось, не только мне.
*********************
Сегодня суббота,
