ней прощаться решил, и это мне этого офигеть как не хочется.
Ладно, неважно, что там её грузит. Продолжаю:
— В общем, даже если бы я и пытался видеть в тебе меркантильную капризную дурочку, я бы точно не смог после того, как узнал о том, сколько ты сделала для отца. Но я и до этого не мог. Ведь не идиот, и понимал, какая ты. Вегда понимал, даже когда мне это не нравилось. Будь ты избалованной, не смогла бы ухаживать за ним так долго, наняла бы сиделку. Будь ты капризной, тебя волновали бы только твои хотелки, а ты и по поводу наследства совсем не беспокоилась. Хотя могла бы и сама давно раскрутить отца на завещание, если бы тебя это волновало. Дурочкой тебя уж тем более не назвать, не только в плане учёбы и твоего поступления, но и по жизни. Ты во многом мудрее меня. И всё, что ты говорила мне тогда, в церкви возле гроба отца, было в точку.
Хм… А я ведь не подбирал эти слова, они сами собой вылились. И довольно-таки легко, что даже не по себе немного. Чуть ли не речь получилась, и вполне себе душещипательная. В духе тех, которые мне Мила толкала поначалу после смерти папы.
Зато теперь она, кажется, вообще лишается дара речи. Слегка даже забавляет эта её расстерянность.
Что ж… Теперь Милка хотя бы знает, какой я её на самом деле вижу. И надеюсь, запомнит, а не будет забивать себе голову прошлым. Да и не враждовали мы никогда толком, скорее, сторонились друг друга.
— Ну а будь ты меркантильной, была бы со мной, а не с Лёшей, — не выдержав, добавляю почти ласково.
Хочется снова увидеть её смущённый румянец, вызванный моими словами. Или мыслями обо мне… Что бы там и когда ни было, а всё-таки Милка на меня реагирует, и очень даже красноречиво.
Вот и сейчас слегка краснеет, губу прикусывает. А я мгновенно вспоминаю, как совсем недавно делал это сам, и тоже с её нижней, молочно-шоколадной на вкус.
А ведь Милка отвечала на тот поцелуй. Робко, неумело даже, но увлечённо. Так, что штырило враз.
И сейчас отзывается потребностью если не коснуться её снова, то хотя бы ближе быть. Даже шаг к ней делаю, чувствуя стремительно растущее приятжение. Уверен, что взаимное, кстати. Несмотря ни на что.
Но Мила тут же обламывает, в реальность возвращает:
— Лёша ещё не забирал мои вещи?
Замираю на месте и, кажется, даже цепенею от резкого удара. А именно так и воспринимаются эти слова, красноречиво намекающие, что не я тут благородно с ней распрощаться решил. Вернее, не я первый.
Да ещё и Лёша… Они что, уже вместе жить собираются? У Милки ведь не было никого раньше, опыта никакого.
— Нет, а должен был? — выжимаю из себя как можно пренебрежительнее равнодушный ответ.
А сам смотрю на неё, уже почти чужую, и понимаю, что скучал. Даже эти три дня скучал. И буду. Френдзона не для меня, но какого хрена?..
И наплевать, что некоторое время назад сам собирался распрощаться.
Невыносимо отпускать её к нему.
— Нет, — как-то осторожно отвечает она. — Я заберу их сама.
Подавляю потребность узнать, куда. И так понятно, что лишь вопрос времени, когда Мила в постели с Лёшей в постели окажется. А он будет у неё первым…
Конечно, Лёша был совсем не в восторге от моего стремления самостоятельно забрать вещи из квартиры. Но ему пришлось смириться с этим. Я дала понять, что и без того шла навстречу, переезжая в Москву сразу после выписки. До учебного года оставалось две недели, и я могла бы их провести, зарабатывая в папином клубе и контролируя там дела. Ведь уже стала его владелицей.
В общем, мои аргументы оказались более чем весомыми, а потому я уже звоню в дверь квартиры, в которой обитала почти всю жизнь. Конечно, у меня есть ключи, но почему-то не по себе просто отперерть и зайти. То ли хочется знать наверняка, дома ли Макс, то ли предупредить его о моём визите, то ли стоит уже сейчас начать перестать считать эту квартиру своим домом.
Странное волнение сбивает дыхание, когда Макс открывает дверь. День… Я могла бы и не застать сводного.
И, наверное, это было бы лучшим вариантом. Лёша вот именно поэтому и предложил мне забрать вещи, пока светло. Прямым текстом не говорил, конечно, но я уловила; что так больше шансов не сталкиваться с Максом.
Интересно, а он ждал моего визита? Поэтому не ушёл сегодня, ведь знал, что меня недавно выписали?..
Чёрт, хватит уже об этом думать. Мне должно быть всё равно. Ну, может, по-человечески немного неловко перед сводным, всё же не чужой мне уже и не плевать на его чувства. Только вот и в этом случае нет совершенно никаких оправданий тому, что я чуть ли не замираю под его нечитаемым взглядом, смакуя его присутствие и наше взаимодействие. Пусть и такое, ничего не значащее, как пустые приветствия друг другу.
Меня пропускают внутрь, и я сразу к себе в комнату. Вовсе ни к чему вовлекать Макса в диалог и вообще оставаться тут дольше нужного. К тому же, сводный уже уходит в свою комнату. И ничуть не кажется растроенным чем-то. Так что пора бы и мне перестать себя накручивать и непонятно хандрить.
Хотя, конечно, причины у меня есть… Некоторое время просто стою у входа в комнату и смотрю на неё. Сердце сжимается от нахлынувшего осознания, что скоро я с ней распрощаюсь. А столько всего связано с этой квартирой…
Объёмная кровать для меня одной всегда позволяла ворочаться, как захочется и спать хоть звёздочкой. Помню, как папу умиляла моя радость по этому поводу. Мы вместе покупали эту кровать…
Комната, кстати, достаточно просторная, чтобы вместить что-то типа кинотеатра с хорошими колонками, широким проектером, парочкой удобных диванов. Есть ещё и несколько кресел, а также два письменных стола. Один для учёбы, другой для развлечения на более навороченном ноутбуке. Папа всегда меня баловал, даже зная, что я каждой из купленных вещей пользовалась всё реже спустя полгода после приобретения.
Но теперь болезненно грустно из-за этого. Не по себе расставаться со столькими дорогими сердцу вещами, ведь по сути, кроме одежды, парочки книг, ноутбука и более мелких принадлежностей я с собой ничего не возьму.
Продолжаю водить
