Эти вопросы не дают мне покоя, мой желудок урчит, а с дивана доносится мягкий храп Моджо. Я иду на кухню, решив найти что-нибудь перекусить.
Хотя Мэддокс сказал, что у него есть еда, но открыв холодильник, я обнаруживаю, что он почти пуст. Как у типичного парня, у Мэддокса больше пива и всяких заправок, чем настоящей еды. Однако я обнаруживаю немного сыра и мяса для сэндвичей, спрятанных за упаковкой пива.
Я роюсь в шкафах в поисках хлеба, но быстро сдаюсь. Достав тарелку, я выкладываю на нее сыр и ветчину. Запах мяса заполняет мои ноздри, и меня охватывает волна тошноты.
Голод внезапно превращается в бурление в желудке, и я судорожно вздыхаю. Какого черта?
Бросившись к раковине, я хватаюсь за стойку по обе стороны и опускаю голову. Закрыв глаза, я делаю несколько глубоких вдохов через нос, пока тошнота не проходит.
Еще больше слез текут из моих глаз и стекают по лицу. Мне не нужно быть гением, чтобы понять, что это значит. Наш неизменный секс без презервативов настиг нас. У меня нет регулярных месячных, поэтому я не могу судить только по этому признаку, но тошнота в дополнение к этому — явный знак.
— Тогда тебе лучше принять таблетку экстренной контрацепции. Потому что я не собираюсь заботиться о каком-то сопляке, — слова Райдера проносятся у меня в голове. То, что я беременна, ничего не изменит. Он все равно отправит меня прочь… все равно бросит меня.
Как я буду заботиться о ребенке? Я едва могу позаботиться о себе.
Как только мысль об аборте приходит мне в голову, я сразу же ее отбрасываю. Я никогда не смогу пройти через это. Неважно, насколько трудно будет, я никогда не смогу этого сделать… никогда.
Оторвав кусок бумажного полотенца, я вытираю глаза и беру свою тарелку. В этот момент я слышу, как что-то разбивается. Возможно, стакан или ваза. Я бегу в гостиную, уверенная, что Моджо, должно быть, зашевелился и что-то сбил, но когда я добегаю до дивана, Моджо все еще в отключке. Мне кажется, он вообще не двигался, и в комнате тоже ничего не разбито.
Неужели мне показалось?
Затаив дыхание, я остаюсь неподвижной и совершенно тихой, прислушиваясь к любому звуку. В течение долгого времени нет ничего, кроме тишины. Затем я слышу, как что-то движется… прямо позади меня.
Я не успеваю повернуться. Кто-то врезается в мою спину. Две руки обхватывают мое тело, заключая меня в клетку.
— Привет, маленькая зверушка, — Такер хихикает мне в ухо. — Наконец-то мы остались вдвоем. Нам будет так весело вместе.
«Нет!» — мысленно кричу я. Я не могу позволить этому случиться.
Мое сердце замирает, и кровь стынет в жилах, когда Такер разворачивает меня в своих объятиях, так что я оказываюсь лицом к лицу с ним. Его глаза безумны, они больше похожи на глаза дикого животного, чем человека.
Его губы кривятся в злобной ухмылке, словно он обдумывает все жестокие вещи, которые собирается со мной сделать.
Я толкаю его в грудь в слабой попытке вырваться, но он лишь усмехается, перекидывает меня через плечо, словно мешок с картошкой, и уносит. Я знаю, что не должна бороться, знаю, что это только усугубит ситуацию, но я должна попытаться вырваться. Я должна, потому что, возможно, мне придется защищать не только себя. Если я действительно беременна, я обязана бороться за жизнь, растущую внутри меня.
Я бью кулаками по его спине и сдвигаю колени, чтобы освободиться, но он только сильнее прижимает меня к себе.
— Продолжай бороться, от этого мой член становится только тверже, — он шлепает меня по заднице и смеется.
Когда мы оказываемся на улице, я слышу, как он открывает машину. Он бросает меня в багажник. Буквально бросает меня. Я больно ударяюсь спиной о дно багажника, что выбивает из меня дух. Прежде чем я успеваю прийти в себя, он захлопывает багажник, запирая меня внутри и погружая в темноту.
Я бьюсь, пинаюсь и кричу всю дорогу, надеясь, что кто-нибудь меня услышит. Я не знаю, сколько мы едем, но мне кажется, что целую вечность. С каждым толчком мое тело подпрыгивает на неумолимом дне багажника.
Когда машина наконец останавливается, у меня болит горло от криков, а руки болят от ударов о металл.
Такер открывает багажник, и мне приходится зажмурить глаза — внезапный свет ослепил меня. Я вслепую размахиваю кулаками, отталкиваясь ногами и при этом кричу о помощи во всю мощь своих легких.
Его кулак появляется из ниоткуда и бьет меня по лицу. Моя голова откидывается назад, и зрение на мгновение темнеет.
— Заткнись. Ты режешь мои гребаные уши, — рычит Такер.
Он поднимает меня и закидывает обратно на плечо. Я на мгновение теряю сознание, а когда снова прихожу в себя, мы уже внутри. Дезориентированная, я оглядываюсь вокруг. Мы находимся в каком-то заброшенном здании, судя по пустым стеллажам на каждой стене, это магазин.
Мы проходим в какую-то подсобку, где Такер укладывает меня на матрас. Как только я оказываюсь на спине, он опускает колено мне на грудь, вдавливая его в диафрагму.
— Не двигайся, — он хватает что-то рядом с нами, и я быстро понимаю, что это кабельные стяжки. — Дай мне свои руки, — приказывает он. Я подчиняюсь, потому что уже задыхаюсь. Если он еще больше надавит на мою грудь, я вообще не смогу дышать.
Сперва он связывает мои руки, затем лодыжки, оставляя меня полностью в его власти. Этот факт становится еще более очевидным, когда он достает из сапога нож.
— Мы отлично повеселимся, — он злобно улыбается. Его глаза темные, зрачки настолько расширены, что тонут в зелени. От ненавистного выражения его лица на ум приходит только одно слово.
Зло.
Глава 30
Райдер
Во всем доме пахнет плесенью, пылью и чем-то мертвым. Должно быть, здесь умерли от голода несколько крыс.
Надежно удерживая пистолет в ладони, я пробираюсь через дом с Мэддоксом рядом. Здесь совершенно тихо, даже слишком тихо, и проникнуть сюда было подозрительно легко.
Я бросаю взгляд на Мэддокса и, не говоря ни слова, понимаю, что он думает о том же самом, что лишь усиливает плохое предчувствие в моем нутре. Что-то не так, и мне это не нравится.
— Я не думаю, что он здесь, — говорит Мэддокс, когда мы поднимаемся на второй этаж, и в его голосе сквозит гнев.
— Кто тебе сказал, что он здесь?
— Бак. Он также сказал, что точно уверен, — рычит Мэддокс. Мой гнев возрастает. Бак и Такер довольно близки. — Я не думал, что он предаст нас.
— Я знаю, — я киваю, и это действительно так. Я верю Мэддоксу, и я не считал, что Бак тоже предал бы нас. Не зная, к чему бы это привело. Бак только что подписал себе смертельный приговор.
— Вопрос в том, зачем он послал нас сюда?
— Давай уберемся отсюда, пока это место не взорвалось, — полушутя сказал я. Зачем еще он направил нас сюда? Просто чтобы показать, что он может поиметь нас? Я не думаю, что он способен придумать что-то подобное.
Не теряя времени, мы быстро выходим и возвращаемся к машине.
— Блять, — Мэддокс бьет кулаком по рулю. — Гребаный урод.
— Давай вернемся к тебе домой и там что-нибудь придумаем, — я пытаюсь успокоить его, в то время как внутри меня самого бушует буря. — Мы его поймаем.
Как только Мэддокс заводит машину, мой телефон вибрирует в кармане. Я достаю его и смотрю на экран.
— Ты, должно быть, издеваешься надо мной? — рычу я. — Это он.
Я отвечаю на видеозвонок, проводя большим пальцем по экрану так сильно, что он может треснуть. Включается видео, и я замираю. Мое сердце останавливается, и ужас поселяется глубоко в моих костях.
— Привет, старый друг, — приветствует Такер, выглядя довольным собой. Камера наведена на него сверху. Он сидит на полу, а позади него — Пенни. Она лежит на боку, ее руки и ноги связаны, что делает ее еще более беспомощной, чем обычно. Часть ее лица опухла, а глаза красные от слез.
— Ты покойник, — прошипел я сквозь зубы, как раз в тот момент, когда Пенни подняла взгляд на телефон. В то мгновение, когда наши глаза встречаются через экран, у меня начинает щемить в груди. Я ощущаю явную боль, которую могла заставить меня почувствовать только она. Это смесь тоски, грусти и потерянной надежды.
