Ресницы отяжелели. Полина закрыла глаза.
Вж-ж-жх… Яростный звук прорезал воздух. Она видела себя словно со стороны. Но это была не она, не настоящая неуклюжая Полина, бьющая чашки пять раз в неделю, другая. Эта другая парила в воздухе, выделывая сложные, почти акробатические па, резала воздух сильными руками и точно приземлялась на узкую бамбуковую циновку, которая казалась Полине ужасно знакомой…
* * *
Полина открыла глаза. Из сиреневой мути проступали черты лица. Кто-то нагнулся к ней так низко, что она чувствовала на щеке теплое дыхание. Молодая женщина была похожа на ангела и от нее веяло нежностью. Губы ее шевелились, но Полина не сразу поняла, что женщина говорит и что слова ее обращены к ней.
— Послушай меня, — быстро шептала та. — Что бы с тобой ни случилось, ничего им не рассказывай. Скажи, что случайно приняла не то лекарство. Слышишь? Слу-чай-но!
— Какое лекарство? — Полина с трудом расклеила губы.
— У мамы взяла, перепутала.
— У меня нет мамы…
— Ах… Но все-таки…
Из-за спины показалось другое лицо — совсем не такое симпатичное и приветливое.
— Очнулась, артистка! — Вторая женщина пощелкала в воздухе пальцами. — Соображение-то вернулась или как?
Молодая женщина закусила губу.
— Слышишь меня или еще не очухалась?! Зачем таблеток наглоталась, а?! Тут и без тебя работы хватало… Быстро отвечай!
В этот момент Полина поняла, что первая женщина была вовсе не ангелом, что смерть не пришла за ней и не избавила от всех проблем, а бесцеремонная и грубая допросчица скорее всего — врач. Это было выше ее сил, и она расплакалась.
— Я не хочу жить, — пролепетала Полина, утирая слезы и отвернулась к стене.
— Ax, — донесся до нее слабый вздох той, что была похожа на ангела. — Я же предупреждала…
Через сутки, уже окончательно придя в себя, Полина поняла, что за странный совет давала ей молодая женщина. Поняла и оценила ее доброту.
Вместе с ней привезли еще одну девушку, которая по всем признакам тоже пыталась отравиться, но та, едва придя в себя, заголосила просительно: «Ой, тетеньки добрые, я случайно, я больше не буду, отпустите меня!» Полина побледнела от негодования. Что за люди, в любую минуту готовы отказаться, пойти на попятный…
Каково же было ее удивление, когда девушку на следующий день после промывания желудка, выписали, тогда как Полину предписано было перевести в другую больницу.
Она ехала в машине «скорой помощи» с печатью трагической отрешенности на лице. Пусть эти люди пытаются вернуть ее в свой круг сколь угодно, ее решение умереть твердо и обжалованию не подлежит. Если ее выпустят, она снова займется исполнением своего плана, но будет действовать умнее. Гораздо умнее.
Она успела прочесть табличку «Городская психоневрологическая больница» и, презрительно усмехнувшись, пожала плечами. В небольшом кабинете ее встретила седая утомленная женщина и, задав несколько беглых вопросов о состоянии ее здоровья, подняла на нее глаза от своих записей:
— Значит, отравиться хотела?
Полина демонстративно отвернулась.
— Может быть, расскажешь, что случилось? — спросила женщина равнодушно.
Полина посмотрела ей в глаза и сказала со всей твердостью, на которую была способна:
— Вы ничем не сможете мне п-п-помочь.
Голос предательски дрогнул на последнем слове, и Полина сразу же пожалела о том, что раскрыла рот. Ей никогда не удавалось выразить свою мысль настолько однозначно и твердо, чтобы ее правильно поняли и оставили в покое.
Это хорошо получалось у Ларисы. Но любимой подруги вот уже три с половиной года нет в живых. Вот кто мог бы ее понять и помочь ей. Лара обязательно подсказала бы какой-нибудь выход.
Но мир несправедлив, и поэтому Лары больше нет, Марты нет, и Полина вынуждена влачить свои дни, оставшись на свете одна одинешенька.
Полина всхлипнула, слезы градом покатились из глаз.
— Раскаиваешься? — поинтересовалась женщина все тем же казенно-равнодушным тоном.
— Я не хочу жить в вашем мире! — вскрикнула Полина. — Вы же не люди! Вы бесчувственные, вы.., вы…
И она разрыдалась навзрыд. Женщина нажала кнопку, и за спиной у Полины возникла румяная веселая великанша.
— Пойдем, милая, — пробасила она. — Пойдем, болезная.
Вздрогнув, Полина обернулась. Великанша улыбалась ей во весь рот.
Ей выдали отвратительный серый халат и Стоптанные тапочки из кожзаменителя. Заставили выпить пару таблеток и сделали укол, после которого мысли с высокого перескочили на земное и сосредоточились на собственном организме: голова трещала, желудок одолевали болезненные спазмы, а к горлу подкатывала тошнота.
Этот день Полина провела скорчившись на кровати, застеленной серым влажным бельем.
Следующий день принес ей массу сюрпризов.
Состояние ее улучшилось настолько, что она смогла оглядеться и рассмотреть своих соседей по палате. Одна из женщин, совсем седая, стояла возле своей кровати и смотрела в окно. На лице ее было написано жестокое страдание. Вторая лежала, укрывшись с головой одеялом, и бормотала что-то себе под нос. Третья, совсем молоденькая, сидела на стуле, качая ногой, и разглядывала Полину с радостной улыбкой. «Нужно бы с ней познакомиться», — не успела подумать Полина, как девушка встала и направилась к ней.
Полина попыталась улыбнуться, девушка нагнулась, сняла тапочек и, размахнувшись, ударила Полину по голове. Полина вскрикнула, девушка радостно засмеялась и стукнула ее еще раз. От негодования Полина потеряла дар речи и, плохо соображая что делает, кинулась на девушку с кулаками.
Их разняли нескоро. Обе они к тому моменту были изрядно исцарапаны и помяты. Полину трясло, а девушка хохотала во все горло. Снова появилась розовощекая великанша со шприцем, и Полина провалилась в густой фиолетовый сон.
Она плыла в липком пространстве сновидения, лавируя между тусклыми фонарями. Мимо проплывали обрывки телеграфных лент. Навстречу ей катил экипаж, запряженный шестеркой лошадей. Кучер смахивал на их учителя — Данилу. В детском доме они звали учителей по имени. Полина вглядывалась в темноту экипажа, и вдруг из окна вынырнула аккуратно причесанная головка Марты. Радость парализовала Полину, и вместо того, чтобы крикнуть Марте, что она здесь, летит, не зная куда, над ее головой, она отчаянно заработала руками, пытаясь подплыть к экипажу поближе. Марта улыбнулась так нежно, как, наверно, улыбалась ей только в раннем детстве. И тут же Полина стала стремительно падать и мягко приземлилась на клумбу возле детского дома. Она уставилась на входную дверь: никаких следов пожара, все как прежде.
