Я надеялся, что дома мать вспомнит эти слова.
Она глубоко вздохнула. Было заметно, как гаснет ее злость.
– Извините, – сказала она родителям Брей. – Я не должна была так говорить. Просто очень переволновалась за сына.
– Понимаю вас, – кивнула мать Брей. – И вы меня простите. Я очень рада, что с ними все в порядке.
Отец Брей молчал. Я подозревал, что его разговор с дочерью состоится дома и что ему недостаточно видеть Брей живой и здоровой.
За эту ночную прогулку мне на весь остаток лета было запрещено уходить дальше двора. И мухобойка в тот день тоже поплясала у меня на спине и ягодицах, после чего я клятвенно пообещал больше никогда тайком не уходить из дома. Но когда дело касалось Брей, все годы, пока мы учились в школе, я напропалую нарушал обещание, вылезая через окно. И ни разу не попался.
Должно быть, у вас на языке уже вертится вопрос: как же так, ребята? Вы крепко дружили, учились в одной школе, работали в местной «Дейри куин»[2]. Наконец, спали в одной постели. Почему же все это не сблизило вас, не сделало ваши отношения чем-то бóльшим, нежели «дружба с элементами секса»?
На самом деле сблизило. Только не сразу.
Четыре года тому назад…
Второго августа мне исполнилось двадцать два, а за неделю до этого я снял первую в своей жизни квартиру. Брей никогда не любила праздновать мой день рождения в домашнем кругу. Она норовила вытащить меня куда-нибудь, где можно хорошенько набраться и весело погулять. И хотя я сам был не против таких местечек, ибо сам любил выпить и потрахаться, наша последняя с Брей «веселушка» привела меня в тюрьму, а ее – в палату экстренной помощи Атенского регионального медицинского центра. Можете не сомневаться: тот вечер был в высшей степени отвязным и оттянулись мы с ней по полной.
– Повторения прошлого не будет, – с порога заявила мне Брей, пытаясь меня убедить.
Она ногой закрыла входную дверь и протанцевала в гостиную, после чего плюхнулась в мое громадное кресло, перекинув ноги через подлокотник.
Я достал из холодильника бутылочку «Гаторейда»[3], сел на диван и сделал первый глоток.
– Ты хочешь сказать, в этот раз все будет тип-топ? Никакой хмырь не подсыплет в твое пойло никакой дури? А я потом не услышу, как он бахвалится перед дружками, и не потружусь над его рожей так, что понадобится вмешательство копов? – Я засмеялся и сделал еще глоток. – Предсказуемых вечеринок у нас с тобой как-то не получалось.
Брей подалась вперед и обхватила меня за шею. От нее одуряюще пахло шампунем и чуть-чуть туалетной водой.
– Я вообще не собираюсь пить. Ну, если только ты или Лисса меня угостите, – сказала она и чмокнула меня в щеку.
Я терпеть не мог таких ее приемчиков. Лучшая подруга служила ей прикрытием. Похоже, она уже позвала Лиссу на сегодняшнее сборище.
– Допустим, я пойду, – сказал я, уступая ее напору. – Но ты должна пообещать мне вести себя хорошо.
Еще и пальцем ей погрозил, словно папаша.
По правде говоря, просить Брей вести себя хорошо – дохлый номер. Такие слова она почти всегда встречала в штыки. Но никакие ее выходки, а их, поверьте, хватало, не могли бы оттолкнуть меня от нее.
Брей сделала «руки вверх», демонстрируя свою капитуляцию.
– Даю тебе свое долбаное обещание, – засмеялась она. – Буду пай-девочкой. А если меня занесет, позволяю разложить меня на коленях и отшлепать.
«Боже мой, она что, серьезно? – подумал я. – Да это еще хуже, чем когда Лисса невинно целовала меня в щечку».
Я сделал глубокий вдох. Очень глубокий, чтобы унять разыгравшееся воображение. Потом встал, не выпуская бутылку из рук.
– Ты куда? – спросила Брей.
– А одеваться мне не нужно? – вопросом ответил я, глядя на нее как на дурочку.
– Одеваться ты у нас умеешь, – сказала Брей. – Вырядишься так, что у всех девок, кто тебя видит, одна мысль: «Трахнуться бы с ним».
Ей всегда нравилось меня разглядывать. Может, она втайне питала ко мне такие же чувства, как и я к ней? Полной уверенности в этом у меня не было. Я знал, что Брей тянет ко мне и что я ей небезразличен, но представить совместную жизнь с ней никак не получалось. Тут я испытывал не меньшее замешательство, чем испытали бы вы, увидев нас вместе.
Я пропустил слова Брей мимо ушей и пошел в спальню переодеваться.
Она пошла следом.
Брей и раньше часто видела меня голым. Я переодевался при ней и не испытывал никаких неудобств. Но сейчас все было как-то не так. Я это сразу почувствовал.
– Элиас!
Дойдя до гардероба, я обернулся через плечо.
– Мне нужно с тобой поговорить.
Похоже, Брей не шутила. Лицо у нее было задумчивым и сосредоточенным. Я уже видел у нее такое лицо, и всегда это касалось наших с ней странных отношений. После каждого разговора они становились еще более странными. Чем-то это напоминало раскрашивание черно-белой картинки. Пока что эта картинка была раскрашена на четверть. Я помню все наши разговоры такого плана. Один раз это было, когда она призналась, что лишилась невинности с Майклом Пирсоном. Тогда ее признание больно по мне резануло. Через какое-то время я «взял реванш» и признался, что тоже потерял невинность с Абигейл Резерфорд. Я думал, Брей навсегда возненавидит меня за это. Абигейл была заклятым врагом Брей, о чем я узнал лишь потом, когда все уже случилось… Потом наша «раскраска» пополнилась новыми цветными пятнами. Это было, когда Брей сделала мне минет, заявив, что ей «надо попрактиковаться». Я потом несколько дней ходил как в тумане. Эта сцена неотступно стояла у меня перед глазами, и мне было никак от нее не избавиться. Скажу честно: я был взбаламучен не только самим минетом, но и доверием Брей. Ведь для своей «практики», она избрала не кого-то, а меня. Она хотела доставить мне удовольствие… Еще случай, когда мы заехали с ней под мост и я лизал и сосал у нее по ее же просьбе. Брей всегда умела встряхнуть меня и вышибить дух. В хорошем смысле. Как бы там ни было, но после таких встрясок черно-белая картинка наших отношений обогащалась новыми яркими штрихами.
Сейчас я стоял возле гардероба, сжимал в руке чистые трусы и не представлял, какие краски мы добавим сегодня.
Брей присела на краешек кровати. Темные шелковистые волосы красиво обрамляли ее смуглое лицо и ниспадали на голые плечи.
– И о чем разговор? – спросил я, пряча нетерпение.
