Алекса легонько ткнула его в бок.
— Эй, кажется, меня обвиняют? Разве не ты был таким ненасытным? Такое впечатление, будто ты вознамерился наесться досыта и даже про запас.
— О-о-ох, — простонал Филипп. — По-моему, каламбуры — моя специализация, твое дело — кирпичи и бетон. Черт, как я устал! Спроектируй мне комнату отдыха с холодильником, битком набитым сырыми яйцами и устрицами. Одна хорошая девочка… — Он не договорил. Заглянув ему в лицо, Алекса увидела, что муж спит.
Она пристроилась рядом, чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете.
Филипп сладко потянулся и посмотрел на спящую рядом Алексу. Она лежала на спине, повернув к нему голову, волосы разметались по постели. Жена спала безмятежно, как ребенок. И во всем ее облике было что-то детское, даже безупречной формы грудь казалась маленькой и юной.
Филипп поцеловал жену в щеку, встал и раздвинул шторы. Из окна открывался прекрасный вид на площадь Согласия. Сейчас было трудно поверить, что именно на этой, такой мирной на вид площади были обезглавлены Людовик XVI и Мария Антуанетта.
Иногда Филиппу искренне хотелось верить в переселение душ: все-таки немного грустно сознавать, что тебе дается одна-единственная жизнь. Может, поэтому его всегда так интересовали судьбы других людей, нравилось брать у них интервью, пытаясь разобраться, что ими движет. Отчасти по той же причине Филиппу хотелось иметь детей: дети в некотором роде обеспечили бы ему бессмертие.
Филипп вздохнул. Когда Алекса впервые упомянула про хорошую новость, он решил, что жена скажет о своей беременности. Филипп почти убедил себя, будто это и есть сюрприз, который приготовила ему Алекса. О чем еще нельзя рассказать по телефону? Как выяснилось, он принял желаемое за действительное.
Конечно, Филипп постарался не выдать своего разочарования, не желая портить ей праздник. К тому же он действительно был рад за жену и искренне поддерживал ее стремление сделать карьеру. То, что Алекса была не домохозяйкой, а независимой работающей женщиной, превращало ее в еще более интересную личность, не говоря уже о том, что снимало с него самого часть нагрузки по содержанию семьи.
И все же Филиппа очень волновало, как честолюбивые замыслы Алексы скажутся на их планах иметь детей. Ей недавно исполнилось тридцать шесть лет, дальше откладывать некуда. Если не сейчас, то когда же?
— Доброе утро, — услышал Филипп за спиной; нежные руки обняли его за талию, губы прижались к его плечу. — Дорогой, я чувствую себя просто восхитительно. Правду говорят, что секс прекрасно заменяет сон, к тому же он гораздо интереснее.
Филипп повернулся, поцеловал жену и прижал к себе. Ему всегда нравилось обнимать ее гибкую, узкую фигурку, а запах Алексы он всякий раз открывал для себя как бы заново — запах свежести, исходящий от волос, смешанный со слабым ароматом духов и едва ощутимым запахом секса, пьянил, как в первый раз.
Алекса с неохотой отстранилась.
— Мне нужно принять душ, да и тебе тоже.
Но Филипп не отпускал ее руку.
— Жаль смывать запах нашей любви. Знаешь, некоторые «ночные бабочки», чтобы привлечь клиентов, нарочно наносят на мочки ушей свою природную эссенцию.
— Клиентов они, может, и привлекут, но заодно сбегутся все окрестные коты и псы. Нет, правда, перед тем как идти на завтрак, мне нужно принять душ.
— Мы остаемся, завтрак сам к нам придет. Вчера я заказал завтрак в номер.
— Ты прелесть, но мне все равно нужно в душ.
— Не понимаю почему. — Филипп прошел за ней в отделанную мрамором ванную. — Разве ты не вымылась на этой штуке? — Он указал на биде.
— Только частично.
Алекса включила воду.
— Можно к тебе присоединиться?
— Только если будешь вести себя прилично.
— Можешь не сомневаться, не буру.
Он встал под теплые струи и поцеловал ее мокрое лицо. Филипп очень любил Алексу, но мысль о детях, которых у них пока не было, вызывала неприятное ощущение, и сколько он ни вздыхал, легче не становилось.
Алекса откусила свежий круассан, намазанный маслом, запила его кофе с молоком и замурлыкала от удовольствия.
— Все великолепно, если не считать дождя.
Филипп намазал свой круассан джемом.
— Что нам дождь? Может, к тому времени когда мы выйдем из номера, на небе уже будет полно звезд.
Алекса усмехнулась:
— Ты, конечно, ешь медленно, но не настолько же.
— Зато я медленно занимаюсь любовью.
— Да, в этом я убедилась.
Алекса вдруг вспомнила о красивой режиссерше, и в ее душу закралось сомнение, нет ли за мужем грешков, которые он теперь пытается искупить.
Глупо, конечно. Подавив вздох, Алекса попыталась напомнить себе, что она никогда не отличалась ревностью, а главное, Филипп никогда не давал ей повода ревновать. Муж ее любит, и она чувствует себя любимой. Разве не нелепо беспокоиться из-за того, что он хочет ее слишком часто? Конечно, нелепо.
Ее размышления были прерваны словами Филиппа:
— Так, посмотрим, дорогая Джером — это у нас уже есть, это ты. А как тебе Дэвид Джером? Даниель Джером? Дениза Джером? Дитци…
Алекса уже знала, что так Филипп всегда начинает разговор о детях, и, как всегда, у нее возникло чувство, будто в животе запорхали бабочки.
— Думаю, Дитци придется немного подождать. В следующие три месяца у меня будет страшно много работы, и…
— Знаю, любовь моя, — мягко перебил ее Филипп, — я говорю только о том, чтобы начать заниматься этой проблемой. Совсем не обязательно, что ты забеременеешь с первого же раза, на это могут уйти месяцы, даже годы, но у нас в запасе не так уж много времени, правда?
Алекса сделала глоток кофе и поставила чашку на стол.
— Да, не много, но именно сейчас, когда мои мысли должны быть заняты новым проектом…
— Я не против, пусть мысли будут заняты. Мне нужно только твое тело.
Алекса почувствовала себя слишком неуютно, чтобы оценить шутку.
— Серьезно, Филипп, если пытаться… стараться… Это же все меняет, может пострадать моя работа. Я даже уверена, что пострадает, особенно на ранней стадии. Мне нужно полностью сосредоточиться, ты же знаешь, как бывает, когда я начинаю новый проект…
— Дорогая, я ничего особенного не прошу тебя делать, просто перестань пользоваться диафрагмой. Только и всего, больше ничего не изменится. Мы не можем вечно дожидаться идеального момента. Сколько я помню, у тебя всегда происходит что-то важное.
— Это потому, что я хочу достичь определенного уровня в карьере прежде, чем я… то есть мы…
Она вдруг поняла, что ей трудно вслух назвать вещи своими именами. Алекса заняла оборонительную позицию, но сама толком не понимала, от чего обороняется. Она же любила детей, даже очень, и с самого начала хотела их иметь, но только не сейчас.
