— Это потому, что я хочу достичь определенного уровня в карьере прежде, чем я… то есть мы…
Она вдруг поняла, что ей трудно вслух назвать вещи своими именами. Алекса заняла оборонительную позицию, но сама толком не понимала, от чего обороняется. Она же любила детей, даже очень, и с самого начала хотела их иметь, но только не сейчас.
— Я хочу дождаться, когда меня сделают компаньоном в фирме.
— Послушай, Алекса, сначала мы ждали, пока тебя переведут из младших архитекторов в старшие, потом — пока ты выполнишь первый самостоятельный крупный проект… А сколько было проектов, которые так и остались на бумаге! Когда тебя сделали ассоциированным компаньоном, ты обещала подумать о ребенке.
— Да, я знаю, — тихо согласилась Алекса. — Что же делать, если в архитектуре все происходит так медленно. Архитектор — не дантист, которому достаточно получить лицензию и открыть свой кабинет, архитектору приходится долго карабкаться к вершине, а сколько его ждет разочарований…
— Дорогая! — Филипп погладил ее по голове. — Я тебе верю, но, по-моему, я и так уже слишком долго проявлял образцовое терпение, а годы уходят. Ты хочешь стать компаньоном? Не сомневаюсь, ты этого добьешься. Но где сказано, что это нужно сделать непременно до того, как завести ребенка?
— Но это так! — с жаром воскликнула Алекса. — Женщине-архитектору почти невозможно стать полноправным компаньоном, если только она не выйдет замуж за архитектора и не образует фирму с ним. Я этого не сделала и пошла самым трудным путем. Если хочешь знать, дети — как раз главный аргумент против того, чтобы назначать женщин на высшие должности. У меня очень выгодное положение, потому что пока мне удавалось…
Филипп вздохнул. Алекса продолжала:
— Если я справлюсь с проектом для «Нью уорлд инвесторс», меня наверняка сделают компаньоном. Карл сказал об этом почти открытым текстом, и это как раз то, о чем я больше всего мечтала. Конечно, когда я забеременею, он поворчит, но потом поймет, что я не собираюсь бросать работу, и успокоится. Потерпи еще немного, это вопрос нескольких месяцев. — Алекса замолчала, чтобы перевести дух, с тревогой глядя, как Филипп медленно качает головой.
— Эти твои несколько месяцев уже давно превратились в годы. Я хочу стать отцом в достаточно молодом возрасте, чтобы успеть вырастить своего ребенка и получить от этого удовольствие, а ты разве нет?
— Конечно, хочу, Филипп, но…
Он решительно взял ее за руки.
— Алекса, ты сказала, что больше всего на свете мечтаешь стать компаньоном. А я больше всего на свете хочу стать отцом.
Алекса сглотнула ком в горле. Значит, муж все-таки был разочарован ее новостью. Надеялся услышать, что она беременна. «Филипп хочет ребенка, потому что любит меня. Как я могла так поступить с ним?»
Филипп встал и отошел к окну.
— Дело дошло до того, что я становлюсь мрачным всякий раз, когда вижу чужого ребенка. Я все время представляю, как бы выглядел наш малыш, — были бы у него светлые волосы и прекрасные серые глаза, как у тебя, или он пошел бы в меня, родился темноволосым? Я представляю, как беру на руки его, ухаживаю за ним, день за днем вижу, как он растет… О женских биологических часах и материнском инстинкте сказано много, но все, кажется, забывают, что существуют и отцовские инстинкты, и у мужчин тоже есть биологические часы…
— Это потому, что отцом можно стать в любом возрасте.
— Благодарю покорно. Я не хочу играть со своим сыном в мяч старческой клюкой вместо биты.
Его слова задели Алексу за живое, хотя картина, нарисованная Филиппом, была довольно комичной. Муж никогда не выражал свои чувства в такой резкой форме, и Алекса почувствовала себя преступницей, отнимающей у любимого то, на что он имеет полное право.
Филипп вернулся к столу и подлил себе кофе. В комнате повисло неловкое молчание. Алекса пыталась представить себе их будущего ребенка и… не могла. Голова была занята планами нового проекта.
Может, зря она этим занимается? Ведь для того, чтобы завести ребенка, не обязательно его представлять. Многие женщины делают карьеру, и не похоже, чтобы это мешало им иметь детей. Филипп хорошо зарабатывает, она тоже неплохо; у них есть большая квартира на Манхэттене; и им вполне по средствам нанять лучшую няню…
А если бы роли вдруг поменялись, если бы во власти Филиппа было дать ей то, о чем она мечтала, но муж бы отказывался? Разве это ее не раздражало бы? Конечно, раздражало бы, и в конце концов неизбежно повлияло бы на ее чувства к нему.
Алекса украдкой взглянула на мужа. Он мрачно уставился в тарелку, катая в пальцах шарик из хлебного мякиша, и ее вдруг захлестнула волна нежности…
Филипп поднял глаза и, вздохнув, печально улыбнулся.
Сердце Алексы на мгновение замерло. Она вдруг с небывалой остротой поняла, что безумно любит Филиппа и хочет, чтобы он был счастлив.
— Дай мне всего несколько дней на то, чтобы привыкнуть к этой мысли, — прошептала Алекса.
Рука об руку они бродили по берегам Сены, не обращая внимания на моросящий дождик. День выдался холодный, мрачный, но, гуляя с любимым по Парижу, Алекса чувствовала себя настоящей француженкой и в который раз думала о том, как ей повезло с мужем. Она с грустью вспомнила Пейдж. В прошлом году старшая сестра овдовела в возрасте сорока одного года, и последний раз они виделись как раз в такую же ненастную погоду.
Муж Пейдж, Тим Барнс, служил в Брюсселе в Штабе верховного главнокомандующего НАТО. Их сыну Брайану было тогда девять лет. Однако когда Алекса пришла в гости к сестре, Брайан был в школе, Тим на службе, и встреча с сестрой получилась какой-то натянутой и неловкой. Будучи младше Пейдж на шесть лет, она в детстве преклонялась перед старшей сестрой, но между ними постоянно ощущалось какое-то отчуждение, причину которого Алекса не понимала — она всегда хотела быть ближе со своей единственной сестрой.
Год назад, когда Тим умер в Лондоне от сердечного приступа, она позвонила Пейдж и пригласила ее и Брайана к себе в Нью-Йорк, но сестра вежливо отказалась.
Алексе было неловко, что она так счастлива с Филиппом, в то время как сестра потеряла любимого мужа. Перед этой поездкой она несколько раз звонила из Нью-Йорка, все еще надеясь встретиться с Пейдж в Париже, но к телефону никто не подходил.
Сейчас они с Филиппом отправились за покупками, и Алекса решила в дополнение к обычным рождественским подаркам купить сестре и племяннику какие-нибудь сувениры.
Для Пейдж она выбрала шелковый шарф от Гермеса, а двенадцатилетнему Брайану купила кожаный бумажник. Послав подарки по адресу сестры, приложила две записки с добрыми пожеланиями и повторила приглашение приехать в Нью-Йорк.
