— Нет, конечно нет…
Она явно устала, и ее тяжелое дыхание ясно слышалось в тихой комнате. Моя нерешительность раздражала ее. Тогда она выложила последний лакомый кусочек в виде приманки:
— Да, кстати, об этих ваших картинах на факультетской выставке. Я уже высказала свое положительное мнение о них мисс Алатее Барнс. Я предполагала купить их, чтобы повесить в своей спальне, да вот помешали переживания с Марией. Триста долларов вас устроит?
А вот это был уже прямой подкуп. Я глубоко вздохнула и промямлила:
— С удовольствием помогу вам, мисс Уолдрон…
Она прервала меня:
— Отлично. Вы едете. Благодарю вас, моя дорогая. Я уже долго сижу, и у меня затекла спина. Не подадите ли вы мне мои трости? Мне надо подняться к себе.
Я помогла ей встать, взять трости и прошла за ней в холл. Та самая служанка, которая принимала меня только что, впустила в холл молодого человека в толстом свитере.
Мисс Уолдрон остановила на нем свой взгляд. Женщина поспешила объяснить хозяйке его появление:
— Он пришел за пакетом, мадам. За тем самым, который прислан мисс Марии.
— Ну так дайте его ему, — резко бросила она, уселась в некое подобие кресла, прикрепленное к перилам мраморной лестницы, и, будто молодого человека вовсе здесь не было, обратилась ко мне: — Первые впечатления всегда самые правильные. Вы должны описать их и послать мне сразу же, как прибудете туда.
Она нажала кнопку, и подъемник вместе с ней медленно пошел наверх. Я поспешила спросить:
— А когда мисс Мария собирается выехать? И какие распоряжения…
Подъемник остановился на пятой ступеньке.
— Мария завтра придет к вам. Она принесет чек за картины. Все ваши счета присылайте ко мне. Благодарю вас, мисс Белдинг, и до свидания. Надеюсь, у вас будет приятное лето.
Входная дверь была открыта, служанка только что выпустила молодого человека с пакетом и не закрывала ее, ожидая, что я выйду. Я зашагала по Мэдисон-авеню и увидела перед собой того молодого человека. Казалось, он колеблется в выборе направления. Не иностранец ли он или приезжий? Может, мне предложить ему свою помощь?
И вдруг сзади, совсем близко, я услышала топот бегущих ног. Повернулась и не глядя бросилась через улицу к освещенной кофейне.
Тяжело дыша и чувствуя себя в безопасности в дверях кофейни, я обернулась. На тротуаре лежал знакомый мне молодой человек, свитер белел в свете уличных фонарей. Не раздумывая я подбежала к нему.
Он уже сидел, потирая плечо.
— Вы ранены?
Молодой человек покачал головой.
Пакет, который он нес, исчез.
— Ваш пакет! Он украл его!
Он выругался, как мне показалось, по-французски, но с акцентом.
— Мне позвонить в полицию из кофейни?
Но он вскочил на ноги и, даже не поблагодарив меня за желание помочь, исчез за углом.
Я была слишком потрясена, чтобы позволить себе роскошь нанять такси до дома. Ехала к центру, и меня обуревали тревожные мысли. Смогу ли я помочь Марии, если не сумела полюбить сама?
Утром меня разбудил сигнал из нижнего холла. Я нажала кнопку, чтобы открыть замок, и только успела сполоснуть лицо и накинуть что-то на себя, как раздался стук в дверь. Кто бы это ни был, но он преодолел три марша лестницы со скоростью света.
Это была Мария.
— Хай, мисс Белдинг, надеюсь, мы не разбудили вас, верно?
Позади нее показался пожилой человек в шоферской форме, он как раз преодолевал последние ступени лестницы.
Я пригласила их войти. Мария тут же уселась на мою неприбранную постель. Шофер остался стоять, переводя дыхание.
— Хейвуд приехал за картинами.
Что ж, мисс Уолдрон точно выполняла свои обещания. Я нашла нужное полотно среди других, составленных у стены.
Хейвуд взял картину под мышку и передал мне конверт. Я сунула его в карман, чувствуя стыд, будто брала взятку.
За ним закрылась дверь.
— Это чудесная картина, — заявила Мария. — Тетя Милли сказала, что я могу взять ее в свою комнату.
Мисс Уолдрон хотела забрать ее к себе в спальню, по крайней мере, так она мне вчера сказала. Я была обижена за свою картину. Богатые люди бывают такими высокомерными, даже когда оказывают благодеяния.
Мария, очевидно, заметила мою досаду. С проницательностью, которой трудно было ожидать у девушки с таким хорошеньким овальным личиком, она спросила:
— А что, тетя Милли купила картину, чтобы быть уверенной, что вы на ее стороне? Вы рассердились, мисс Белдинг?
Я сделала глубокий вдох и попыталась разобраться в своих мыслях.
— Если я и рассердилась, то мне не следовало этого делать. Ваша тетя была совершенно права.
Я как-то прочитала в газете «Таймс», в разделе воскресных заграничных новостей, что одного английского пэра критиковали за то, что он начал показывать свое родовое имение посетителям за деньги. Он ответил на критику так: «Я никогда не краснею, когда делаю деньги». Вот эти слова я и повторила вслух Марии с некоторым вызовом.
Она очень серьезно посмотрела на меня:
— Забавно слышать это от вас, мисс Белдинг. Вы совсем не выглядите так, будто сильно заботитесь о деньгах.
— Каждый думает о деньгах, если их у него нет.
Ее лицо неожиданно стало грустным.
— Есть вещи гораздо более важные, — сказала она. — Я уверена, что вы тоже так считаете, мисс Белдинг.
И я вдруг поняла, куда она клонит — к тому привлекательному молодому человеку в отеле «Ферма». Мне стало стыдно. Странно, но деньги никогда не были особо притягательными для меня. Когда Эдна Бэрри, учительница биологии в колледже Барнс, познакомила меня со своим братом Сиднеем, который был брокером на Уоллстрит, казалось, что для нас обоих это очень хороший шанс устроить жизнь. Ему нравилось, что я мечтаю стать художником, а я знала, что буду за ним как за каменной стеной. Кроме всего прочего, он был очень симпатичный. И все же я предпочла прекратить это знакомство, потому что понимала, что не смогу измениться. А Марии я сказала:
— Неплохо иметь деньги при условии, что имеешь и что-то другое, чего нельзя купить и что действительно ценно.
Она расцвела:
— Вот и я так думаю, мисс Белдинг!
— Но ваша тетушка Милли беспокоится о вас. Это неизбежно. Нельзя игнорировать вашу блестящую будущность.
Она внимательно посмотрела на меня, наморщив лоб, и с расстановкой спросила:
— Так по-вашему, в меня нельзя влюбиться, будь я бедной?
— Мария, мужчины будут падать к твоим ногам, даже если у тебя не будет и десятицентовой монеты.
— Вы просто золото, мисс Белдинг! — Она кинулась ко мне и поцеловала. — Я всегда знала, что вы такая.
