— Отвези меня домой, — сказала на выдохе, чтобы голос не дрожал. Ненавидела подобные проявления слабости.
— Ага, вот так прям и отвезу. Мокрую и голую. Хорошо в кино сходили.
— Хорошо. С эффектом «фиг знает сколько Д».
Все, что Катька проорала в машине, — чистая правда, и это, конечно, взбесило его.
Обличающая правда всегда задевает, вот и сорвался.
Между ними давно не было того легкого дружественного общения, они только делали вид, что все хорошо. Вот уже несколько месяцев она сводила его с ума. Намеренно сводила. И откуда только знала, как действует на него. И ему было плевать сколько ей лет, он не мог себе запретить хотеть ее. Никакие запреты не помогали, не видел он в ней младшую сестренку лучшего друга. Катька повзрослела, стремительно потеряв свою простосердечность. Вела себя как женщина, от нее пахло женщиной. Она из таких, которые в семнадцать лет покоряют мировые подиумы.
Дима привез Катю к себе. Едва машина подъехала к гаражным воротам, сработали датчики движения, и территорию залил яркий свет. Они въехали в гараж и оттуда прошли в жилую часть дома.
Крапивинские хоромы были Кате отлично знакомы, потому спрашивать, в какой комнате можно привести себя в порядок, она не стала. Поднялась на второй этаж, зашла в Димкину ванную комнату и надолго застряла в душе. Крапивин, вроде как, обещал сварить кофе.
Катя долго стояла под горячей водой, чтобы согреться и очистить голову от ненужных мыслей. После, встав на пушистый коврик, с удовлетворением отметила, что у нее не дрожат колени. Хорошо вытерев волосы, потянулась за махровым халатом, но передумала. Обернулась большим полотенцем, вышла из ванной и спустилась на кухню.
Дима стоял у стола. Он тоже принял душ, переоделся в свежую одежду и теперь сиял на фоне белой кухни апельсиновой футболкой.
Увидев Катю, он подвинул в ее сторону чашку кофе, но она не взглянула на нее. Сдернув с себя полотенце, с едва намечающейся улыбкой она повесила его Диме на плечо.
— Что с полотенцем? — глухо спросил Крапивин, чувствуя, как заныло под ложечкой. И не только там.
— Соскальзывает, — обронила Катерина. — Что с кофе?
— Отвратительный.
***
— Дима, кофе у тебя прекрасный, но я надеюсь, что это не копи лювак, — наутро сказала Катя, сделав глоток обжигающего напитка.
— Нет. Я люблю кофе, но не настолько.
— Я хочу тебе признаться, — начала Катерина, устраиваясь поудобнее: подгибая под себя ноги и плотнее запахивая полы халата. — Я это вчера все специально устроила. Запланировала. И Ване позвонила раньше, чем тебе, и все остальное… И платье, и белье — все для тебя, Крапивин. Я знала, что ты принесешься за мной, знала, что именно такая будет у тебя реакция. Мне кажется, я тебя знаю лучше, чем кто бы то ни было.
— Ты так думаешь?
— А разве я не права?
— Хорошо. Пусть будет так, если тебе удобно. Пусть так.
Ей было не очень удобно, но она продолжала вежливо улыбаться. Крапивина это всегда напрягало.
— Один звонок, пара неосторожных слов, провокационный тон… Адочке привет, — послала ему воздушный поцелуй.
— Ах, ты сучка, — беззлобно сказал Крапивин.
— Угу, не такая уж глупая малолетка, да?
— Я никогда не называл тебя глупой малолеткой, это все твои фантазии.
— А мне кажется, когда мы ругались пару месяцев назад, я много интересного о себе услышала.
— Пару месяцев? — усмехнулся Крапивин.
Да они уже год как на ножах! Или больше. Кажется, с тех самых пор, как он начал отношения с Агатой. Ни одной встречи не прошло, чтобы они не сцепились.
— Воспитывать я тебя не буду, я тебе не папа, но могу перевоспитать. И ты, Катрин, сильно перегнула. Гонки, потерянное платье и испорченное белье — лишние. Достаточно было просто позвонить мне, просто приехать и просто лечь ко мне в постель.
— Неужели все так просто?
— Нет, все очень сложно, но со временем решаемо.
— Только не вздумай теперь на мне жениться из вежливости. А то знаю я твою глубоко порядочную натуру. И, пожалуйста, не позорь меня, ничего никому не рассказывай, ладно? Я точно буду рот на замке держать.
— Не боишься, что так лихо все закрутила?
— Нет.
— Да ладно, трусиха ты.
— Я трусиха? — небрежно переспросила Катя, скрывая взгляд на дне чашки.
— Конечно. Что ты мне сказала полчаса назад?
— Доброе утро, Дима? — нахмурилась, словно напрягала память.
Он покачал головой.
— Дима, свари мне кофе?
— Нет, — засмеялся и поставил свою чашку на стол. Легко поднялся с дивана и куда-то вышел.
Катя цедила кофе, непонятно перед кем делая вид, что пьет его с удовольствием. Перед собой, наверное.
Крапивин вернулся, держа в руках что-то яркое. В цветастом куске ткани Катя узнала платье.
— Надень. — Бросил его на диван. — Ты же не собираешься ехать домой в моем халате.
— Это было бы очень занимательно. Адочкино? — Шаурина небрежно притянула к себе принесенную вещь. — Какая безвкусица, я бы ни за что это не купила. Такое дешевенькое? Дима, дай ей денег на приличное платье, — съязвила она и отправилась переодеваться.
Руки так и зудели разодрать безвкусную вещицу в клочья. Скрипя зубами Катя натянула платье Агаты и вышла из гостевой ванной в гостиную.
— А что у твоей Адочки грудь такая маленькая? У меня полная двойка, а мне оно тесновато.
— Я еще три дня буду в городе. Если захочешь вернуться к нашему разговору, позвони.
— Я тебе все сказала. Если и позвоню, то только чтобы пожелать тебе счастливого пути.
— Вот ты мясорубка. Хочешь меня в фарш?
Катя наморщила нос.
— Прям с костями.
Он улыбнулся. Подошел к ней ближе, положил руку на ее полуобнаженное плечо, скользнул ладонью к шее и вытянул прядь длинных волос из горловины, ту, что Катя, не заметив, оставила под платьем.
— Ну, Крошка, давай. Попробуй. Я даже не сопротивляюсь.
***
Дмитрий отвез Катерину домой и поехал к отцу. Тот попросил его заехать, хотя они, вроде бы, уже уладили все дела.
Несколько дней назад Крапивин-старший переоформил на сына контрольный пакет акций своей золотодобывающей компании, и теперь Дима стал единоличным ее владельцем.
Ничего серьезного, к счастью, не произошло. Отец попросил его передать матери подарок. Родители давно уже не жили вместе, но, как Диме казалось, отец не перестал любить мать. При упоминании о ней взгляд его менялся. В нем сквозила какая-то неземная тоска. Они даже не развелись, просто разъехались. Мать уехала жить в Данию, и когда Дима закончил школу, она забрала его к себе. С тех пор он жил на две страны. Ездил туда-сюда, мотался по работе.
