Когда декан предложил ей устроиться ассистентом, она соотнесла свою нагрузку на основной работе с уровнем энергозатрат на преподавание и решила рискнуть. К тому же она всегда мечтала стать педагогом высшей школы, но не была уверена, что сможет хоть сколько-нибудь походить на своих учителей. А планка стояла высокая. Рассказывать, как Андрей, она не умела, и даже не была хоть сколько-нибудь близка к его уровню. С таким ораторским талантом надо было родиться. Так правильно задавать вопросы и так внимательно слушать на них ответы, как это делает баба Галя, она пока не научилась. Этот навык приходит с опытом. Но зато Маша не была загнана в рамки представлений о классическом учебном процессе. Она не боялась экспериментов, не боялась оторвать глаза от методички и монографии Андрея Евгеньевича. Она искренне была влюблена в этнографию, имела хорошую базу, экспедиционный опыт. Она была близка по возрасту к ребятам, сама недавно тряслась перед экзаменами.
Она совершенно была лишена чувства превосходства над студентами, но при этом не опускалась до панибратства и не искала дешевой популярности. В общем, в Маше всего было в меру и всего хватало.
Мысль потребовать приставить ее к Андрею возникла сначала как страх перед тем, что ее приставят к какой-нибудь вредной этно-даме (коих на кафедре водилось немало), а затем оформилась в смутный план по привлечению внимания этно-Андрея к своей скромной персоне. Маша предложила, декан согласился. А вот как отреагировал Андрей, она не знала. Так как опоздала на автобус и, соответственно, на первое заседание кафедры. Может быть, и правда стоило, как выразилась сестра, замутить с Колей или Мишей?
д. и.н. — сокращ. Доктор исторических наук
Quod licet Iovi, поп licet bovi — лат. Что позволено Юпитеру, не позволено быку
ГЛАВА 3
В первую неделю сентября Андрей уехал в разведку в один из северных районов области. На второй — выступал на конференции, а на третьей планировал посетить региональный этнографический съезд.
Его занятость позволяла пренебрегать преподавательской деятельностью.
По объективным (и не очень) причинам. Друг Алеша, а ныне хмурый и строгий (это все напускное) декан исторического факультета Алексей Егорович Вавилов каждый год просил-тире-требовал остаться на кафедре. Помимо этого отношения с университетом давали Андрею ряд возможностей и привилегий: привязка к государственной образовательной структуре, официальная полевая практика, оплачиваемые командировки, в том числе зарубежные, государственные гранты, какая-никакая зарплата опять же… Основным местом его работы был научно- исследовательский институт, располагавшийся по соседству с корпусом истфака.
Андрей Евгеньевич был талантливым оратором, и лекции его пользовались большой популярностью. Он выступал на открытых лекториях, образовательных площадках, радио, региональном и федеральном телевидение. Имел ученую степень доктора наук и звание профессора. Писал научные и научно-популярные статьи, был редактором университетского издания по гуманитарным наукам, членом ученого совета. В общем, делал много и сразу, и даже иногда получал удовольствие. Но главной его страстью были экспедиции.
В первый свой выезд в диалектологическую экспедицию, еще в годы учебы на филологическом факультете, он влюбился в говор и уникальную лексику жителей одной отдаленной деревни. Было невероятно услышать целое предложение, но не понять в нем ни одного слова. Старушки с подвязанными платками впалыми щеками становились моложе, вспоминая жизнь.
— Я замуж не по важе выходила, — начинала рассказ о своей судьбе старуха, и поймав непонимающий взгляд, поясняла. — Не по важе значит не подходил он мне, муж…
— Мезальянс, — шепнул кто-то из студентов старших курсов.
— Господь с тобой! — крестилась бабка. — Не по важе — это… Разные, значит. А перед сватовством в ночь вся красношарка опала. Враз! Такая сипуга ночью бушевала. Это плохой знак был… Вдовой я осталась.
И всплакнет. Позже студенты узнают, что выйти замуж не по важе — это действительно мезальянс: неравные в личных, финансовых, социальных характеристиках жених и невеста. Узнают, что красношарка — это рябина, а сипуга — метель. И такая гордость брала, когда спустя несколько полевых лет ты начинал понимать обращенную к тебе речь старожила! Мог понять, ответить, почувствовать себя своим. Это чувство принадлежности к чему-то безвозвратно уходящему Андрей запомнил на всю жизнь и всю жизнь же заново его познает в каждой экспедиции. Судьба так сложилась, что родную и понятную филологию пришлось поменять на этнологию. Крен в сторону истории был вынужденным шагом — в университете закрылась лингволаборатория за смертью всех, кто мог вести ее в новый век. К середине нулевых покинули этот мир все представители филологической элиты университета. Старая школа ушла, смену себе не взрастили, а руководству не было дела до не приносящей доходы лаборатории. После первой этнографической разведки пришло осознание, что глобально ничего не поменялось: и филологи-фольклористы, и историки-этнографы имели дело все с теми же старухами в платках. Андрей все также чувствовал себя причастным к чему-то большому, великому и, как бы ни было больно, уходящему. Так, в попытках ухватить время за хвост, шла жизнь.
Андрей был высок, статен, харизматичен и до невозможного обаятелен. Он, как его обычно характеризовал Алексей, по подобию Бенн Ганна был в детстве благовоспитанным мальчиком, но начал играть в науку, связался с этнографами и покатился. Характер имел исключительно мягкий. Как и все пираты, Андрей был не женат («А точнее разведен», — поправлял Алеша). Когда- то, в далекой аспирантской юности, Андрей женился на одногруппнице. Аспирантура успешно закончена, юность безвозвратно ушла, а жена бессовестно уехала в Германию. Точнее уезжала она на совесть обмениваться опытом с немецкими коллегами («За казенный счет, между прочим», — вставлял ремарку бюрократ Леша).
Но, видимо, в процессе обмена забыла об истинных целях заграничной командировки и смысле фразы «даю клятву любви и верности». И дала какому-то немецкому этнологу («Да пусть забудется его имя учениками и последователями», — говорил страшное проклятие Алеша). После такой оказии Андрей клятвам и бабам не верил. Бабам особенно. Но меньше их от этого не любил.
На третьей неделе учебного года Мария поняла, что профессор не подозревает о ее существовании. Студенты сказали, что видели его в среду в деканате. Значит, он все же бывает на работе. Но работать не спешит.
После очередного проведенного самостоятельно семинара Маша решила обратиться на кафедру. Секретарь выслушала ее, подперев подбородок кулаком.
— To есть вы хотите, чтобы Андрей Евгеньевич приходил каждую субботу на ваши пары?
Вопрос был задан с такой интонацией, что Петрова поняла: она не должна этого хотеть. Но все же кивнула.
— Он на свои то не ходит… Единственное, что я могу вам посоветовать — обратиться к Галине Васильевне. Все внутренние проблемы кафедры решает заведующий.
— Эм-м, — замялась девушка. — Нет, спасибо. Нет никакой проблемы.
Идти на поклон к бабе Гале категорически не хотелось. А вот сходить к декану с той же самой целью — это всегда пожалуйста. Алексей Егорович придерживался демократических взглядов на общение с подчиненными и студентами. К нему можно было прийти практически в любое время и с любым вопросом. Но сегодня Маше не везло: у Вавилова было совещание. Когда она уже собиралась уходить из деканата, дверь его кабинета приоткрылась, и сам выглянул в приемную.
— Вызови мне Евстигнеева. И свари кофе проректору, пожалуйста.
Секретарь подошла к кофемашине и взглядом показала на Марию. Декан выглянул за дверь и улыбнулся новой ассистентке кафедры этнографии.
— Добрый день… Эм-м… — мужчина смутился. — Всегда плохо запоминал необычные имена. У сына в садике большую часть детей зовут, как древнерусских князей. А я ведь историк! Но все равно не могу запомнить, всех этих Святополков и Яромиров в колготках.
