волос. Они густые и непослушные, а ещё идеально ему подходящие.
— Как бы? — уточняет он, поднимая взгляд на меня, а я чувствую, как мои щеки начинают пылать. Мне кажется, что мужчина подловил меня на разглядывании, и теперь мне жутко неловко, но несмотря на это я все равно не отвожу взгляда.
— Оно не должно отлетать само по себе. — Морщусь от досады.
Отваливаться оно начало два месяца назад, сразу как подтаял снег и я начала больше времени в день проводить с Леночкой на улице. Сама я ничего не понимала в этом, а Макс… Я несколько раз просила его глянуть, но руки у мужа так и не дошли до этого колеса.
— Хм… — Мужчина опять опускает взгляд, а затем начинает ощупывать ножку коляски. Он что-то говорит себе под нос, а затем подставляет колесо, и… там что-то громко щелкает.
Мужчина начинает показательно дергать колесо, но я и без этого уже понимаю, что оно больше не отвалится само по себе. Потому что за два месяца оно у меня ни разу не щелкало! Выходит, что я каждый раз все делала неправильно.
— Не знаю, почему оно отвалилось, — задумчиво добавляет незнакомец, опять подергав колесо, а я, прикусив губу, решительно давлю на тормоз, фиксируя колеса, и обхожу коляску, опускаясь на корточки рядом с мужчиной.
— Покажи, пожалуйста, как именно ты его прикрепил.
— Хочешь сказать, что делала это неправильно?
Мужчина выгибает бровь, поворачивает голову в мою сторону, и мы неожиданно оказываемся слишком близко друг от друга. В его взгляде сквозит ирония, а аромат туалетной воды, бьющий мне по рецепторам, терпкий. Вязкий. Мужской. Слишком мужской и резкий. Он единственный выбивается из общего образа незнакомца. Обволакивает меня и заставляет словно трепетать и волноваться. Только в этот момент я понимаю, что мужчина красив. И да, я впервые вижу в нем мужчину. Лицо противоположного пола, да и вообще живого человека.
Это странно звучит, но прежде он был словно неодушевленным предметом, лишь декорацией, которую я с любопытством разглядывала. Все в моей жизни с недавних пор ощущалось именно так. Я смотрела на людей, даже наблюдала за ними, но словно не видела в них живых существ. Я настолько замкнулась в своем маленьком мирке, что сама не замечала никого и ничего вокруг. Точнее, видела, но не воспринимала. Были только дочь, Максим, Майя и Лика.
— Да, я, кажется, прикручивала его неправильно, — облизав уголок рта, говорю я, — не было щелчка.
— Ясно, — кивнув, отворачивается он от меня, — вот тут скрытая кнопка, дай руку. — Незнакомец бесцеремонно хватает мою ладонь, прикладывает ее к штуковине над колесом, затем сжимает мои пальцы и на что-то ими давит. Я нащупываю небольшой выступ, но все же намного ярче я чувствую постороннее тепло на своей руке. А еще шершавость.
Ну надо же. Еще одна деталь, выбивающаяся из его образа, — мозоли, словно от гантели или турников. Хотя мужчина не смотрится раскачанным. Скорее поджарым.
— Вот тут и нужно-то было надавить, — продолжает он пояснять мне, — и уже только потом вставлять в паз колесо, а без этого ты его, считай, не фиксировала.
Я понятливо киваю, и только тогда незнакомец отпускает мою руку, напоследок мазнув подушечкой большого пальца по моим костяшкам, а затем поднимается. Я тоже выпрямляюсь, отгоняя от себя смущение. Не гладил он мою руку. Зачем ему это? Просто задел. Случайно.
Я торопливо отвожу взгляд от мужчины, отворачиваюсь и уже собираюсь снимать коляску с тормоза, когда в спину мне доносится:
— Степан.
Я невольно ахаю и оборачиваюсь. Ничего не могу с собой поделать, но губы сами собой растягиваются в улыбку. Еще чуть-чуть, и я засмеюсь. Вот она еще одна деталь, окончательно портящая весь его образ — или, наоборот, вносящая изюминку? Ну какой он Степан?
— Ма-марина. — Я все же тихо смеюсь, надеясь лишь на то, что это запоздалая реакция на испуг, или на стресс, или еще черт знает на что.
Слишком уж некрасиво смеяться над чужим именем, которое даже начинает казаться мне… милым.
— Да, я знаю, что не очень-то и похож на Степана, — широко улыбается мужчина. Уже не незнакомец, и от этого на душе становится неожиданно тепло. — Но уж как родители назвали, — разводит Степа руками, а затем немного растерянно смотрит на свою ладонь, я следую за его взглядом и замечаю маленькие грязные пятна на мужских пальцах. Наверное, от колеса. Мою ладонь Степан брал другой рукой. Вспомнив об этом, я ощущаю фантомное тепло на пальцах и, лишь бы отвлечься от этого чувства, начинаю суетиться:
— Я тебе сейчас салфетку дам. — Тянусь за рюкзаком, лежащим на поддоне коляски, и достаю их него упаковку с влажными салфетками. — Вот. — Протягиваю пачку Степану, он забирает у меня салфетки, при этом задевая мои пальцы своими.
— Спасибо, — мужчина выуживает салфетку из пачки и довольно тщательно протирает свои руки, — но я был бы намного более благодарен тебе, если бы ты дала мне свой номер.
И все это делает, даже не глядя на меня. Степан все еще оттирает свои пальцы, уже второй салфеткой, а я… Ну конечно же, я решаю, что мне просто послышалось. Не может же он на полном серьезе просить у меня номер телефона?
— Чего притихла, Марина? — Степан выкидывает грязные салфетки в урну, возвращает мне пачку и хитро заглядывает мне в глаза. — Номер? — В уголках его глаз опять появляются мелкие морщинки, а тембр его голоса становится глубже и словно вибрирует. Заставляя что-то судорожно сжиматься у меня в груди.
— Прости, Степа, но…
— Нет-нет-нет. — Мужчина машет ладонью, а затем забирает у меня из рук рюкзак и салфетки. Да, после вопроса о номере телефона я не могу заставить руки шевелиться и что-то делать. Зачем? Зачем ему мой номер? — Отказов не принимаю, должен же я знать, все ли в порядке с коляской. Вдруг я как-то не так привинтил к ней колесо.
— Спасибо тебе, Степан, за колесо, но… — Я натянуто улыбаюсь, стараясь скрыть за этой улыбкой смущение и всю свою растерянность.
Я чувствую, как к щекам приливает жар, и
