Однако же, факт оставался фактом.
Позволял. И я использовала.
И сейчас тоже использую!
Так… Тут, главное, не пропалиться. Главное, не дать им понять, что я проснулась. Может, что интересное услышу. Пойму, что это за люди, мои похитители…
Ладонь опять мягко прошлась по моей щеке.
— Тихо ты, — шикнул на приятеля водитель, теперь я его голос совершенно четко узнала, — разбудишь.
— Так ее все равно будить надо, — пробурчал Саня, — и вообще… Мне тоже не особо хорошо, задница уже в блин превратилась, столько часов сижу неподвижно.
Часов? Неподвижно???
— Надо же… — голос водителя стал задумчивым, — спит себе… Вот это психика… Железобетонная.
— Даааа… Или просто дура редкая, тоже вариант…
Да, пожалуй, второе — прям мой вариант, не поспоришь…
— Спит… На папашу своего не похожа.
— Ага, совсем. Ковер — отморозок конченный. И рожа кирпича просила еще в молодости даже. А она — прям ангел невинный…
— То-то ты ее все за жопу лапал…
— Ну а чего не полапать? Одно другому не мешает. Я бы и засадил ей с удовольствием. Дочка Ковра… Это… Это словно его выебать.
— Да-а-а, Гном… А ты — тот еще изврат, я посмотрю? — голос Сани стал ехидным, а Гном (что за прозвище такое?) коротко хохотнул.
— Еще бы! Этот сучий потрох не только твоим жизнь поломал, сам знаешь… Я бы его привязал, суку, и заставил смотреть, как все его хозяйство горит. И как его гребанная фабрика, из-за которой он моего отца пришил, полыхает… А потом бы…
— Что потом? И сейчас тоже? — поинтересовался Саня.
— Нет… — подумав, ответил Гном, а затем моего лица коснулась еще одна рука, и тоже аккуратно так, нежно даже, — теперь — нет. Я все же не сучара, как Ковер. Да и ты тоже, — подумав, добавил он.
— Да… Блять… — горько ответил Саня, — как мы лажанулись с тобой, два дебила… С этим сейфом… Только глубже еще закопались… И… Ее прихватили… Вот что с ней делать теперь?
— Не знаю… — тяжко вздохнул Гном, — спит, как ангел. Красивая такая… Да?
— Да, — тяжело уронил Саня, — красивая.
И жесткий палец прошелся по моим губам. Очень определенным таким движением.
Я замерла, стараясь изо всех сил дышать, как и раньше, ровно. Не выдавать себя. Сейчас нельзя было, ни за что. Они поймут, что я их слышала… И тогда… Они — не злодеи, как оказалось. Просто со своими счетами к Коврову… Ох, угораздило меня!
И теперь… Почему я думала, что Саня в упор не видит во мне женщину? Очень даже видит, как выяснилось…
И нельзя, нельзя сейчас просыпаться…
Грудь, на которой я лежала, начала подниматься и опускаться чуть чаще, тяжелое сердце отдавалось мне в уши мерным боем. А палец все скользил по нижней губе, изучающе так, властно.
И, судя по участившемуся дыханию Гнома, ему картина того, что он видел, нравилась.
— Хочешь ее? — прошептал он еле слышно, — возьмем?
Ох… Черт… Не выдавать себя, не выдавать!
Мне было страшно. Очень страшно. Все внутри замирало от осознания, что сейчас, наверно, решается моя судьба. Эти два мужика, решают, как меня… использовать.
— Охуел? — коротко спросил Саня, и палец с моих губ исчез, — она же мелкая совсем.
— Совершеннолетняя, — не согласился Гном, — уже все можно.
— Не веди себя, как озабоченный кретин, — коротко рыкнул Саня громче, чем требовалось, и я, с огромным облегчением начала просыпаться.
Неловко потянулась, открыла глаза, поморгала сонно, типа, осознавая свое положение…
А затем с тихим вскриком отшатнулась в противоположный угол машины.
— Ой… Простите! Я… Сама не понимаю, как это… Простите!
Мужчины не отвечали на мои слова, смотрели из полумрака машины, и взгляды их были пугающими, особенно учитывая услышанное мной. Жуткими были эти взгляды, как и, наверняка, их мысли. Плотоядными.
Я сглотнула, невольно провела ладонями по волосам, пытаясь пригладить, потянулась запахнуть ворот легкой куртки.
Они следили за движениями моих рук, не отрываясь.
Да что за бред? Надо это прекращать! Так, чего у нас не любят мужики? Правильно, слез женских.
— Отпустите меня, пожалуйста… — опять завела я свою шарманку, плача и размазывая слезы по лицу.
И оба грабителя тут же отмерли, моргнули и переглянулись, одинаково скривив рожи.
— Выметайся, — коротко приказал Саня, выходя первым и придерживая мне дверь.
Я вышла и охнула от пронизывающего ветра.
На улице было определенно не меньше минус двадцати, и моим голым ногам это не понравилось.
Я взвизгнула, переступила с ноги на ногу, и Гном, выматерившись, тут же подхватил меня на руки. В свете услышанного, мне совсем не хотелось быть к нему близко, но деваться было некуда, а потому я только пискнула протестующе и ухватилась за мощную шею.
— Держись, Лика Коврова, — ухмыльнулся он, — сейчас будет тепло.
Гном понес меня по дорожке, уходящей в глубь зимнего сада. Впереди топал Саня, нагруженный сумками.
Я с любопытством оглядывалась.
Мы вышли к высотке, сверкающей огнями, зашли в подъезд и поднялись на пятый этаж.
Квартира, в которой мы оказались, выглядела современно и очень брутально. Сразу становилось понятно, что жил тут богатый холостяк, из тех, что заказывают себе дизайн в одном и том же модном архитектурном бюро.
И ваяет это бюро им всем одинаковые интерьеры, чтоб камень и стекло, чтоб шкуры и серый цвет, вперемешку с белым и черным. И камин. И непонятная, мужская до усрачки, лабудень на стенах. И кухня хай-тек. И обязательно что-то винтажное. Если денег много — то и какой-нибудь старый байк со свалки приволокут и посреди комнаты торжественно установят. Любой кошмар за ваши деньги, как говорится.
А! И еще, так как Новый Год, то брутальные украшения.
Тут была елка, сделанная из деревянных брусков. И гирлянды, красиво обвивающие стену вокруг.
А перед елкой — здоровенная медвежья шкура. С головой медведя. Искусственной, слава всем богам!
Короче говоря, вообще не походило
