я вижу, как пальцы Марты замерли в паре сантиметров от расстёгнутой пуговицы на воротнике его рубашки. Раф, кажется, не замечает этого, что-то говорит, тому, кто стоит перед ним. Но мои мышцы сводит от резкой боли. Они просто танцуют. Большой компанией, в которой нет места мне…
Пытаюсь быть с собой честной, это неприятно, но отрезвляет. У него была возможность меня пригласить. Не было желания.
Ну вот, признала — будто кислоты глотнула. Колотит всю. И я бы рада о нём вообще не думать, всё это жжение внутри из-за него. Из-за Рафа! Как его прикажете забыть, когда он годами из головы не идёт?
Скрипнув зубами, убираю айфон в карман широких штанов.
В общем-то, пора убираться подобру-поздорову, но истерика в моей голове не даёт это сделать. Я торможу, задумчиво рассматривая плотную штору в окне Артура. Массивные створки распахнуты настежь… Оно как магнит для меня. Сомневаясь, несколько раз хрущу костяшками пальцев.
Я с ним категорически несогласна. Каждому что-нибудь надо и даже Вяземский не исключение. Нужно только выяснить, чего не хватает надменному мерзавцу, а затем хорошенько поторговаться ещё раз.
Решение ещё толком не оформилось, а ноги уже несут меня навстречу приключениям. Очередные пять секунд отсчитаны.
Мне не надо туда, понимаю. Это проникновение в частные владения и неминуемый скандал, который никого не осчастливит. Я не умею кокетничать, мне нечего предложить Артуру, а сам он не воспринимает меня всерьёз, о чём довольно прозрачно дал понять.
Но тело не подчиняется доводам разума. Я всё равно проскальзываю вдоль холодной стены, забираюсь на подоконник. Бесшумно отдёргиваю в сторону штору, смотрю перед собой и замираю: Вяземский стоит спиной ко мне посреди комнаты. Рубашка отброшена на кресло, на нём остались только джинсы.
По ощущениям рассматривать полураздетого соседа совсем не то же самое, что видеть торс Рафанова. Тогда я ощущала волнующее покалывание, теперь же непонятный паралич. Приятного в том, надо сказать, мало, зато желания срочно испариться хватает за глаза.
Вряд ли Артур мне обрадуется. Не то чтобы в этом раньше возникали сомнения, но то, как сжаты его кулаки, говорит за себя — настроение его паршивей некуда.
— А правду говорят, что человечность тебе совсем не чужда или врут? — импровизирую, сжимая края подоконника с такой силой, что рискую сломать себе пальцы.
В трансе смотрю, как Артур медленно оборачивается. Светлые глаза на секунду останавливаются на мне.
Ох, чёрт…
Если бы взгляд имел физическую силу, меня б сейчас вышвырнуло за периметр комнаты.
— Почему же? Меня распирает от радости тебя видеть. Разве не заметно? — его тон стегает по нервам арктической стужей. — Какого хрена ты меня преследуешь?
Сердце заходится в адреналиновой скачке, колотится у самого горла, не позволяя выдавить внятный ответ. Впрочем, хозяин этой аскетической комнаты быстро теряет ко мне интерес.
Сегодня я просто в ударе, очередная битва за внимание проиграна бутылке воды, которую он берёт со стола. И вроде бы пьёт жадно, но пальцы на запотевшем стекле становятся белее мела. Действительно «рад», к гадалке не ходи.
— Влюбилась, — выпаливаю с вызовом.
Вот что значит порода! Даже вода носом у него идёт красиво.
Вяземский точно тот, кто мне нужен. И нужен желательно живым, поэтому спрыгиваю с подоконника, чтобы заботливо треснуть ладошкой по спине своего будущего коуча.
— Пошла вон.
— В Рафанова влюбилась! — поясняю торопливо, пытаясь помешать ему схватить меня за шиворот. — Ты ведь Адриана близко знаешь. Помоги мне завоевать его. Я в долгу не останусь.
По суженым зрачкам Артура без слов понятно, что он меня сейчас реально вышвырнет.
— Тебе к санитарам, девочка, — чеканит он, сжимая в кулаке воротник моей толстовки.
— А я к нему хочу, — хриплю, начиная задыхаться. — Хоть раз забудь про амплуа высокомерного подонка, тебе понравится! Неужели, ты никогда не любил?
Нас прерывает короткий стук в дверь. Прислуга в такое время к хозяину точно не сунется, остаётся мать.
Лия Сергеевна меня недолюбливает, наверное, всё-таки чуть больше, чем остальных людей на планете. А уж обнаружив в спальне своего единственного сына…
Я зажимаюсь, в панике заглядывая в глаза Артура и словно захлёбываюсь в ледяной проруби.
Артур
— Посиди здесь. Попадёшься, выгораживать не буду.
Толкаю полоумную маньячку в гардеробную. Она упирается, но не сильно. Скорее напугана темнотой.
Мы оба прекрасно понимаем, чтобы устроить ей проблемы, мне даже делать ничего не нужно. Достаточно оставить всё как есть. Дальше моя мать справится сама, в своей манере жёстко и без сантиментов.
— Спасибо. Не ожидала от тебя, — раздаётся шёпотом из темноты.
Справедливое замечание. Сам в шоке.
Всё-таки наглая пигалица меня поразила. Не каждая рискнёт бросать что ни попадя мне в лицо. И пока я не определился, хочу её сразу вздрючить или изучить сперва, пусть дышит.
Плотно закрываю дверь, переключаясь на требовательный стук.
Теперь в моей голове горячо и нервно.
— Что за паника? — холодно осведомляюсь, открывая дверь.
Пытливый взгляд матери сканирует непроницаемую стену, за которую я по привычке затолкал свои эмоции.
— Артур, я улетаю на рассвете. Мы не поговорили.
Её улыбка, как и всегда не трогает глаз.
— А есть о чём?
— Снова дерзишь?
— Дерзких любят, — прячу раздражение за такой же прохладной усмешкой.
Мать безупречна сегодня. Настоящая железная леди, что подчинила себе даже возраст. Годы ей определённо к лицу, я всё ещё не встречал женщины красивее.
— Как раз об этом я хотела поговорить, — сухо сообщает она, отпуская на пол гавкнувшего спаниеля. Невольно щерюсь, показывая псине верхние клыки, ибо нефиг… Здесь моя территория. — Тиана идеальная партия.
— Поэтому я её и выбрал, — перебиваю, не желая обсуждать личное при свидетелях.
— А до неё ещё двух, — с укором напоминает мать. — Первая невеста сбежала от тебя в штаты, вторая до сих пор посещает психотерапевта. Все две недели, что мы с отцом пробудем на Барбадосе, я буду переживать, как бы ты снова не выкинул что-нибудь в своём духе.
— Не стоит попусту мотать себе нервы. — С тихой яростью кошусь на спаниеля, увлечённо принюхивающегося к двери гардеробной. — Предыдущие два раза вы были рядом. Чем это помогло?
— И всё-таки. Пообещай, что не разочаруешь нас в этот раз.
Вообще-то, не собирался. Но внутри всё равно срабатывает неуправляемый протест.
Что поделать? Я, по её мнению, бракованный.
Когда с детства слышишь от старших, что ты молодец, уверенность в этом только крепнет с годами. Ты сыт родительской любовью и спокоен. Молодцом для моей матери всегда был Рафанов — сын двоюродного дяди и просто идеальный ребёнок. Я
