куртки девчонки раздалось жалобное мяуканье.
Игорь проматерился. Девчонка вылупила на него глаза, явно не ожидая от него подобных выражений.
— Почему бы просто не выбросить комок шерсти на…
Он замолчал на полуслове, потому что был уверен — вот сейчас его убьют. У нее был такой взгляд, будто Майков только что предложил расчленить младенца.
— Это бесчеловечно!
— Вы меня осуждать явились? Сейчас от меня зависит, замерзните вы на улице или же проведете эту ночь в тепле.
Девчонка прикусила язык.
Майков снова осмотрел ее с головы до ног. Он попытался вспомнить ее имя, но все воспоминания о ней в голове с лихвой перекрывались одним — как она вломилась в его студию. Даже сейчас от мыслей об этом ему хотелось рвать и метать.
— Вообще-то, — она снова потупила взгляд. — У меня есть материал для шантажа.
Игорь ошарашенно открыл рот.
— Что у вас есть?
— Фото ваших картин. Незаконченных. Заказчики явно не будут рады, если фото появятся в интернете, так ведь?
Майков обхватил себя руками и понял, как сильно попал. Большинство картин были написаны с натуры, какие-то — на заказ в подарок. Они не должны просочиться в сеть в каком бы то ни было виде.
— А вы не лучше, чем ваш друг, — со злой усмешкой проговорил он и повернулся, глядя на девушку в упор.
Она моргнула.
— Что?
— Не стройте святую невинность. Вы прекрасно знаете, каким способом он добился сегодняшнего интервью.
— Я не… Я ничего не знаю! Я, правда не…
Игорь не хотел ее слушать. Он отошел в сторону, показывая, что путь в дом свободен. Девчонка на секунду замешкалась, а потом поспешила войти.
— Свободная комната на втором этаже, первая дверь. Ванная в конце коридора. И если ваш кот испортит что-либо в этом доме…
— Хорошо! — выкрикнула она, явно все еще не веря, что ее пустили в дом. — Я поняла. И простите за то, что…
— Не трудитесь. Спокойной ночи.
Он поспешил уйти на кухню, пока не передумал.
Аня на цыпочках вошла в комнату и тихо закрыла за собой дверь. Все то время, пока она поднималась сюда по лестнице, ей казалось, что сейчас ее поймают за капюшон и вышвырнут отсюда. А потом натравят на нее полицию.
Она сядет в тюрьму, а Бусю выбросят на улицу! Ужас.
Комната оказалась просторной, но пустой, как, впрочем, и все в этом доме. Большая кровать занимала приличную часть пространства и, увидев ее, Аня ахнула. Прежде она такие видела только в кино. Именно на такие кровати в мелодрамах мужчины бросали своих спутниц, и те падали, погружаясь в мягкие объятия обтянутых шелком подушек. После этого над ними непременно нависали, их тела покрывали поцелуями, а дальше… Дальше происходила смена кадра, и зритель видел залитый утренним светом пол.
Аня всегда умирала от несправедливости, когда в фильмах горячие сцены прерывали на самом интересном месте. Лёлик говорил, что все это из-за недостатка секса. Аня была с ним согласна, ведь само слово секс употреблялось ею все реже и реже. Он был, как детские воспоминания — вроде иногда что-то всплывало в памяти, но было таким расплывчатым и, честно говоря, малоприятным, так что и без этого жилось нормально.
Буська мяукнул, напомнив Ане о своем бедственном положении в рукаве ее куртки. Она поспешила скинуть верхнюю одежду грузной кучкой у кровати. Котенок ошарашенно глазел на нее, выпучив глаза, и Аню впервые за вечер сковали слезы.
Сейчас, когда она нашла хоть и временное, но решение своей проблемы, стало вдруг так не по-человечески себя жаль. У нее была сложная жизнь: взлеты и падения, потери, попытки подняться на ноги с колен. Она многое пережила, но каждый раз, когда судьба ударяла под дых, было больно, как в первый раз.
— Что смотришь? — спросила она у котенка. — Голодный? Терпи до завтра. Я же терплю.
Она стянула с себя одежду и, оставшись в майке, трусах и теплых носках, забралась под одеяло. Буся дрожал и жался к ней, шугливо оглядывая пространство.
Аня поплакала еще пару минут, а потом вздохнула, уставившись в потолок.
И ее накрыло осознанием.
Она в доме у Игоря Майкова — самого крутого художника в городе. Она спит на купленных им простынях, а хозяин дома нервно вышагивает на первом этаже.
Ей еще со многим предстояло разобраться: решить, что делать дальше, найти деньги и жилье, забрать у Лёлика остатки вещей и, наконец, поговорить с ним обо всем случившимся.
Но сегодняшний день был таким длинным и отнял столько сил, что Аня закрыла глаза и, не думая ни о чем, погрузилась в сон.
Игорь проснулся, почувствовав, что его дом шатается. На секунду ему показалось, что началось землетрясение. Вибрация отпружинивала от стен и цепляла кровать, прошибая тело Майкова насквозь.
Он сел, пытаясь понять, что происходит. И лишь спустя минуту, вспомнив вчерашние события, понял — это не землетрясение. Это музыка.
Вчера, пустив в свой дом незнакомку, Игорь еще долго мерял кухню шагами, размышляя о своей безмозглости. Эта девчонка залезла в его мастерскую — раз. Она сделала фото незаконченных картин, которые даже видеть не должна была — два. И она шантажировала его этими фото — три.
«Что с тобой не так, Игорь?»
Все фразы в голове почему-то упорно произносились голосом Вики, которая уже много лет была его совестью, разумом, силой и лучшей подругой заодно.
Он поспешно натянул штаны и вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Звуки раздавались со стороны кухни. Игорь попытался сделать дыхательную гимнастику, пока спускался, но успокоиться не удалось, и в помещение он вбежал, тяжело дыша от возмущения.
— Какого черта? — в полный голос поинтересовался он, но, разумеется, его никто не слышал, потому что из новеньких колонок, стоящих на столе рядом с чужим телефоном, орала какая-то дешевая попса.
Девчонка (называть ее так уже порядком надоело) стояла у плиты в длинной кофте и… все. Штанов на ней не было, так что Майков поблагодарил ее небольшой рост за то, что кофта на ней смотрелась, как короткое платье. Так вот, она что-то помешивала в сковороде и пританцовывала, вернее сказать — дергалась, иногда странно взмахивая руками. Игорь попытался докричаться, но толку от этого не было, поэтому он подошел и, в попытке схватить ее за руку, получил локтем по лицу. Это не входило в его планы, но сработало — девчонка, наконец, заметила его и, ойкая, побежала убавлять звук.
— Вы что-то говорили?! — спросила она, широко
