хватило только на два визита. Боюсь представить, что я буду делать, когда Софья Васильевна уйдет домой! Почему-то мне кажется, что другой доктор окажется не таким грамотным и внимательным. А мне непременно нужно быть в норме! Помощницы планируют устроить из палаты дворец советов.
Викуся заботливо поправляет одеяло, и в этот момент шумно распахивается дверь.
– Барсов, почему вы не сдали анализ мочи? – с порога восклицает Софья Васильевна. Она хмурится и внимательно смотрит на Викторию.
– Я… Э…
– Вы кто? – спрашивает Вику.
– Я… помощница.
– Ну так помогите ему пописать в баночку. Я зайду через пять минут. Вам времени хватит?
– Софья Васильевна, ой… – пытаюсь привстать на локтях. – Виктория моя подчиненная. А здесь я еще не обзавелся… В общем, мне нужна личная медсестра или сиделка. Может, вы кого-то посоветуете? Признаться честно, я с трудом дошел до туалета – голова кружится, тело ломит.
– Понимаю, Барсов.
– Марк, – повторяю я. Почему-то мне хочется, чтобы «железная» леди назвала меня по имени.
– Барсов, ноги у вас целые, поэтому… Не выдумывайте и учитесь обслуживать себя сами. – Метнув презрительный взгляд на Вику, произносит она. – Я подумаю насчет сиделки. Предложу девочкам из отделения подработку, – чуть смягчившись, добавляет она. – Мне надо взглянуть на рану.
Викуся испуганно отпрыгивает в сторону, а Софья садится на краешек койки. Раскрывает одеяло и осматривает мое тело с бесстрастным выражением лица. Мне даже обидно становится – я еще хоть куда, между прочим.
– Что сделать для вас, Софья Васильевна? – снова спрашиваю ее я. – Может, у вас не получается решить какую-то проблему, я мог бы помочь.
– Мне от вас нужен только анализ мочи, Барсов. – Со вздохом отвечает она. – Занесете на пост медсестры. Тумба для анализов стоит возле окна. – Командует она Викусе и уходит.
Вика провожает грозную даму заинтересованным взглядом. В ее глазах четко отражается мыслительный процесс. О чем она думает? Подбирает слова, чтобы высказать недовольство или осуждение действиями врача?
– Марк Юрьевич, я прочитала фамилию доктора на бейдже. – Наконец, произносит она.
Ну да, Тарасевич… Очевидно, Вика вспомнила старое ДТП с моим участием.
– Да, Вик, это вдова Павла Тарасевича, погибшего в ДТП. Она меня оперировала. И, предвосхищая твой вопрос – не убила, а вылечила.
– Тарасевич, Тарасевич… Он занимался медицинскими разработками до гибели.
– А ну-ка, Вика, подробнее, – оживляюсь я и снова охаю. Надо было у Софьи попросить укол.
– На кафедре клинической фармакологии подтвердили безопасность и эффективность нового препарата от кожной меланомы, об этом говорил на заседании социального комитета министр здравоохранения. Помните последнее заседание? Вы были… – Вика недовольно поджимает губы.
– Ну, был. – Фыркаю я. «Любовался Ленкиными фото в новом купальнике, писал жене всякие милые пошлости и нежности».
– Тарасевич препятствовал выходу препарата. Он же врач и преподаватель на кафедре в медицинской академии. Был… Он хотел доказать, что препарат недоработан и токсичен. Вел какие-то разработки… – Продолжает Вика.
– А ты откуда обо всем этом знаешь?
– Ну, знаю. Когда это ДТП случилось, прочитала о нем. Добыла в интернете информацию. Мы ведь за вас очень переживали, Марк Юрьевич. Я вас тогда не хотела грузить… Зачем вам было знать, кто погибший?
Мысли летают в голове, как беспокойная стайка птиц. Ведь Тарасевича могли убрать? Испортить тормоза или намеренно опоить мужчину. Подумать только – он мешал выходу препарата, способного озолотить многих! Следствие толком не проводилось. В его крови обнаружили алкоголь, хотя Софья утверждала, что муж на банкете не пил. Она ведь меня тогда обвинила в подтасовке результатов анализов мужа… Не поверила в их достоверность.
– Спасибо, Викуся. Иди, а я кое-что проверю. – Произношу, боясь пошевелиться и нарушить мыслительный процесс.
– Олечка придёт со свежим супчиком. До свидания, Марк Юрьевич!
Вика уходит, а я звоню частному детективу Мельникову. Я могу сделать для Софьи кое-что в благодарность – узнать правду о гибели мужа…
– Мирон Альбертович, у меня новый заказ. Нужно узнать информацию о человеке. Тарасевич Павел Павлович, умер тридцатого декабря прошлого года. Год рождения не знаю…
Софья.
День клонится к закату. Вечер добавляет в цвет неба щепотку синего, ветер теребит верхушки деревьев и взвивает занавеску в ординаторской. Мне хорошо… Так как давно не было. Наверное, когда поступаешь по совести, внутри тебя рождается звезда. Она вспыхивает, как крохотная искорка и разгорается, чтобы светить людям… И этот свет виден окружающим. И самому себе тоже виден… Тогда ты творец, а не убийца. Созидатель и божий помощник. Эх, еще бы тебе, Софья Васильевна курить бросить и будешь почти святым человеком! Улыбаюсь своим мыслям и листаю карту Барсова. Это же надо – заснуть на нем! Алёнке расскажу – не поверит. Представляю, что он обо мне подумал! Не врач, а какая-то… Неважно. И почему я вообще о нем думаю? Беспокоюсь. Переживаю. Только не говорите мне о приказе главного врача «заботиться и попу подтирать меценату, депутату» и… В общем, вы поняли. Наверное, так я исцеляюсь от ненависти… Вытравливаю ее из своего сердца, заменяя смирением и прощением. Поверьте, так жить легче. Когда ненависть не точит, как жучок-короед, принося одни муки…
Делаю отметку в карте и откладываю ее в сторону. Бросаю взгляд на часики – пора и честь знать. Дома старина Барсик и заботливый папа Паша… Снимаю пижаму, одеваюсь, причесываюсь и распахиваю дверь, чуть не столкнувшись с Толей Арзамасовым.
– Уходишь, Сонечка? Как день прошел? – краснеет он и улыбается. Приглаживает непослушные волосы, поправляет дужку очков.
– Хорошо все, Толя, спасибо. Ты откуда такой взъерошенный?
– Экстренного оперировал. Накупят себе электросамокатов, а потом падают с них. Открытый перелом голени, представляешь? – Вздыхает он. Снимает мокрую от пота пижаму и достает чистый комплект. – Сейчас в душ сбегаю. Подождешь меня? Кофе попьем. Или… сходим куда-нибудь? Новый фильм вышел про какие-то гонки.
– Ну… хорошо, Толь. Мне как раз сегодня конфеты подарили. Ольга Дмитриевна из пятнадцатой палаты. – Снимаю сумку с плеча и тянусь за чайником.
Толя уходит, а я не выдерживаю – снимаю с красочной коробки упаковку и открываю крышку. Дорогие конфеты, ассорти: чернослив в шоколаде, миндаль, пралине, мармелад. Личная слабость Тарасевич Софьи Васильевны, между прочим. Кроме орхидей – их я тоже очень люблю. На подоконнике возле моего рабочего стола их дюжина. Белые, розовые, сиреневые… А дома они почему-то у меня не цветут. Завариваю в кофейнике молотый кофе, накрываю на стол, успев при этом слопать три конфеты, и сажусь ждать Толика. Хороший он мужик, не спорю… И смотрит на меня давно не как на коллегу, но…
