вообще не бедствует. И деньги возьмёт? Интересно сколько? У меня денег-то вообще хватит на всё это? В мои планы совсем не входило к папе сейчас обращаться с этим вопросам. Я что ли всё-таки влипла? Блин…
Стою, жду. Поглядываю на него.
А он улыбается и смотрит…
Так смотрит сейчас на меня, что мне хочется спрятаться от его взгляда подальше и поглубже. Или хотя бы в зеркало посмотреться, для уверенности — вдруг со мной что-то не так: спина там белая или поп-корн висит на губах. Я тихонечко провела ладошкой по губам для собственного спокойствия — вроде ничего нет.
Он усмехнулся, слегка приоткрыв губы, а меня как током прострелило и воздух в лёгких закончился. Если он сейчас не прекратит меня разглядывать, я грохнусь в обморок. Вот прям здесь, посреди стоянки.
Стала вспоминать, какое у меня бельё, если вдруг платье задерётся…
Мы с сестрой смеялись постоянно над бабушкой, которая нам талдычила при каждом удобном случае: следите за своим бельём, вдруг что-то непредвиденное случиться, а у вас трусики некрасивые. Вот он, случай непредвиденный, а я даже не помню, что на мне надето.
— Ужин мне должна, — прервал он мой внутренний диалог, ошарашив в очередной раз, но в чувство немного привёл.
Уставилась на него, пытаясь понять: серьёзно он сейчас говорит или шутить?
— Это шутка?
— Нет.
Не смеётся. Смотрит серьёзно, пристально, немного прищурив карие глаза. Красивые такие…глаза — утонуть можно, и не выплыть.
— Приготовить? — сказала, а потом подумала.
Как я его кормить этим ужином буду? В контейнере привезу? Хотя можно пирог наверное — перебираю в голове варианты.
Хохочет. Немного отлегло. Шутит значит.
— Можно и приготовить…. Хорошо готовишь? — заглядывает мне в лицо. — Пригласишь к себе в гости?
Я обалдела в очередной раз. Что он имеет в виду сейчас? Уставилась на него, как ненормальная, не понимаю, что делать Жаль, что Зои нет — не помешала бы мне сейчас её поддержка.
— Может чай? — неуверенно предлагаю.
Не реагирует.
— Кофе? — жалобно смотрю на него и начинаю опять паниковать.
— Согласен. — кивает. — Идём, я знаю, где здесь хороший кофе делают, заодно и об ужине договоримся.
Выдыхаю. Пока кофе пьём, можно будет у Зои совета попросить. Бросаю взгляд на часы — первый час, а мне нужно до часу забрать документы.
— Слушай, — наглею, — а можно я сначала документы заберу, а то они на обед уйдут, а потом кофе?
— Где твои документы?
— «Флагман» — говорю название холдинга, — сейчас офис посмотрю. — лезу в машину за документами.
— Неважно, найдём. Ты только ключи не забудь, а то мы до обеда с тобой точно ничего забрать не успеем.
Со мной?
Он точно это сказал?
— У меня такое впервые…. — начинаю оправдываться.
Я и правда, всегда очень аккуратна и внимательна. Прежде чем из дома выходить несколько раз всё проверю и перепроверю. Папа мне машину доверил, только после того, как сам со мной поездил несколько дней. Никогда со мной такого не случалось. Переволновалась. Столько событий за несколько дней.
Он никак не реагирует на мою тираду — улыбается. Отворачиваюсь и делаю вид, что что-то ищу в машине, чтобы он не видел моих пунцовых щёк. Успокаиваюсь немного. Всё ещё раз проверяю.
Протягивает мне руку, когда я наконец выныриваю из машины:
— Идём.
Не беру его руку. Ещё не хватало за руку с ним идти на глазах у всех. Вдруг его девушка где-то здесь работает. Стыда не оберёшься, если увидит.
Не возмущается, подставляет мне локоть. Осторожно кладу ладошку на его предплечье, почти на весу держу. Так волнительно мне сейчас. Пульс учащается, стараюсь дышать тихонечко, чтобы он ничего не заметил. Иду за ним, не дышу почти.
Накрывает мою ладонь своей, заглядывает мне в глаза:
— Как зовут тебя, чудо?
Сердце ухает вниз от его пронзительного взгляда и от голоса его.
— Динара — выдыхаю.
— Сокровище значит…мамино…
— Угу…, и папино…
— А я Пётр
Боже! На меня никто, никогда так не смотрел. Я умру сейчас…
В очередной раз телефон взрывается песней Кристофа Моэ. Эта песня у меня стоит на мужа. Он говорил, что только со мной понял, о чём поёт исполнитель.
Слёзы опять застилают глаза от воспоминаний. Не вижу ничего. Олли уже даже не скулит, — плачет вместе со мной.
— Олли, пожалуйста, не надо, — шепчу собаке на ухо.
Прижимаю её к себе или прижимаюсь — не понятно сейчас. Всю ночь она со мной рядом просидела. Глаз с меня не спускала. Не отходила ни на минуточку. Как только я открывала глаза, она вставала и смотрела на меня своими невозможно умными глазами, жалобно поскуливая. Всё понимает, сказать только не может.
Смотрю на телефон, разливающийся трелями: «Где же оно счастье, где? Где оно? Ну и где?».
Не выдерживаю пытки и со всей дури шарахаю его об стену — в хлам, как сердце сейчас моё. На мелкие осколки.
— Идём Олли, покормлю тебя.
Как будто легче стало.
Открываю шторы — день. Даже не заметила, как утро наступило. Как в бреду всё это время провалялась.
Автоматически насыпаю собаке корм, наливаю воды — она жадно начинает есть. Глажу её, целую, плачу…
— Прости меня Олли, прости — виноватой себя чувствую перед ней.
Она ведь как ребёнок, ничего сама не может: ни воды налить, ни еды себе насыпать, а я нюни распустила. Дверь на улицу открыла, пусть прогуляется. И себя надо в порядок привести. И решить, опять же, что дальше делать. Оставаться здесь не хочу. Не смогу. И идти то особо некуда. Ладно, для на чала — в душ.
Даже пену смыть не успела — отчаянный лай собаки слышался даже сквозь шум воды и закрытую дверь. Что там случилось опять? Всех соседей сейчас переполошит.
Выбегаю, накинув на мокрое тело, халат и слышу непрерывную трель звонка. Кого нелёгкая принесла? Смотрю в домофон — Элька. Блин!
— Ты с ума сошла? — обрушивается она на меня, не успев зайти, — там с ночи тебя все ищут. Муж твой мне телефон оборвал. С утра названивает, на уши всех поставил. Родители твои едут, не могут дозвониться до тебя. Я как дура, всё утро не спала. Передёргалась, а мне нельзя, сама понимаешь. — поглаживает свой, выпирающийся животик.
Вроде и срок небольшой у неё, а такая кругленькая уже стала. Хорошенькая такая.
— И успокой уже своего зверя, — недовольно смотрит на Олли.
— Она не кусается…
— Ага, все вы так говорите, а потом страшные истории случаются. Убери собаку
