Подождите.
Подождите.
Подождите.
Все это кажется слишком реальным, чтобы быть сном.
Я просыпаюсь от неожиданности, с моих губ срывается вздох, и я с трудом открываю глаза. На секунду я забываю, что сижу на этой невозможно жесткой бетонной скамье в тюремной камере, потому что я лежу на чьей-то груди, которая гораздо мягче скамьи, но все равно твердая из-за мышц.
О Боже.
Я лежу на Джексоне, как будто он ― египетский хлопок из тысячи нитей. Может быть, если я не буду двигаться, он не поймет, что я проснулась, и мы сможем избежать этой неловкой ситуации. Я же не собиралась засыпать на нем. Очевидно, это произошло бессознательно.
― Не волнуйся, Эмми. Большинство женщин не могут удержаться от желания проснуться на мне.
Его грудь гулко вздымается, когда он хихикает, и я резко сажусь, чуть не свалившись с этой дурацкой, крошечной скамейки.
― Очевидно, я спала и понятия не имела, что делаю, иначе я бы выбрала пол, а не тебя, ― усмехаюсь я, расчесывая пальцами свои растрепанные волосы. Мои локоны спутались от сна, и я не могу представить, как должен выглядеть мой макияж после нескольких часов, проведенных в этом бетонном аду.
Я не могу дождаться, когда выберусь отсюда. Окажусь в своей собственной кровати, в своем собственном пространстве, чтобы никогда больше не вспоминать ни об этой ночи, ни о нем.
― Я уверен, что ты стонала мое имя во сне. Он ухмыляется. ― Видимо, не в первый раз.
― Я тебя ненавижу.
Он пожимает плечами. ― Наши чувства взаимны, Эмми.
Встав со скамейки, я отхожу в другую сторону камеры и прислоняюсь к холодному металлу, не сводя с него взгляда.
Не знаю, сколько еще я смогу продержаться с ним в этой комнате, прежде чем один из нас убьет другого.
Вот тебе и перемирие. Не то чтобы я ожидала, что оно действительно произойдет. Я принимала желаемое за действительное.
Проснувшись сегодня утром, я меньше всего ожидала, что ночь закончится в тюремной камере четыре на четыре с самым раздражающим человеком на планете, но за это короткое время я поняла, что на самом деле можно ненавидеть кого-то больше, чем ты когда-либо мог себе представить.
И действительно, между этими бетонными стенами не хватает места ни для нас, ни для его смехотворно большого эго.
Оно занимает почти все пространство, не оставляя места ни для чего другого.
Так мы и сидим, молча глядя друг на друга через эту маленькую камеру, пока я не слышу звук звякающих ключей и не перевожу взгляд на дверь. Через несколько секунд появляется Уэйн с широкой улыбкой на лице.
― Доброе утро новым преступникам Клубничной Лощины. Хорошо спали? Надеюсь, наши удобства были вполне подходящими для вас двоих. ― Он самодовольно улыбается.
Джексон поднимается, вытягивает руки над головой, в его груди раздается глубокий стон. Я не позволяю своему взгляду опуститься на полоску кожи, выглядывающую из-под края его белой футболки и пояса поношенных джинсов.
― Я спал и в худших местах. Принцесса здесь, ну, вы знаете, она едва выжила и, возможно, не выжила бы, если бы не мои джентльменские замашки. А еще говорят, что рыцарство умерло. Бросив мне ехидную ухмылку, он стащил со скамейки свою рубашку и надел ее, оставив расстегнутой, только закатав рукава.
Такой грубый и непринужденный, ничего вычурного или грандиозного, но я не могу отвести взгляд, как бы это меня ни раздражало. Я не должна смотреть на человека, которого ненавижу, но вот я смотрю на него, как на воскресный обед.
― Выпусти меня отсюда, Уэйн. Пожалуйста. Valentino не предназначен для тюремной камеры, ― бормочу я, приходя в себя, и, нахмурившись, прохожу мимо Джексона.
Ноги болят так сильно, что хочется плакать, но я не позволяю своей голой коже прикасаться к чему-либо в этом месте, боясь заразиться гепатитом или чем-то еще похуже, и я не собираюсь радовать Джексона тем, что он прав.
― Воу, воу, воу, Эмма. Подожди секунду. Мэр Дэвис ждет в приемной, чтобы увидеть вас обоих. ― Выражение лица Уэйна меняется, и улыбки, которая растягивала его губы всего минуту назад, уже не видно. ― Я должен проводить вас, чтобы вы подписали документы на освобождение и встретились с ним. Пойдемте со мной, пожалуйста.
Джексон вздыхает, но ничего не говорит и жестом показывает, чтобы я шла за Уэйном. Мы идем по темному, затхлому коридору крошечного полицейского участка в приемную, которая ненамного больше камеры, из которой мы только что вышли.
― А, Джексон Пирс, Эмма Уортингтон. ― Мэр Дэвис приветствует нас с другой стороны приемной. Это невысокий, лысеющий, пузатый мужчина с доброй улыбкой и зачесом на голове. Я знаю его с детства.
Улыбаясь, я устало машу ему рукой. ― Доброе утро, мистер Дэвис.
― Джед. ― Джексон кивает.
― Должен сказать, что я не был шокирован, когда вчера вечером мне позвонил Уэйн, и я очень разочарован в вас обоих. Честно говоря, я, да и весь наш город, не в восторге от ваших… выходок. Это зашло слишком далеко. Ваши семьи слишком долго враждовали друг с другом из-за этого глупого соперничества.
― Мистер Дэвис, я…
Он поднимает руку, заставляя меня замолчать, и по суровому выражению его лица я понимаю, что его не интересует ничего из того, что я хочу сказать. И судя по тому, как Джексон проводит пальцами по своим и без того взъерошенным волосам, он напряжен не меньше, чем я.
― Вчерашний день был просто последним порывом, который снес дом. С меня хватит, с шерифа Уильямса хватит. И этого… ― Он проводит пухлым пальцем между нами обоими. ― Хватит. Вот что будет дальше. Мы все знаем, что это связано с вашими ежегодными рождественскими вечеринками. Каждый год обе ваши семьи стараются превзойти друг друга. И всегда бывает так, что из-за этого вызывают Уэйна. Я очень люблю дух Рождества ― вы оба должны знать это лучше, чем кто-либо другой, ― и это одна из причин, по которой я позволял этому продолжаться так долго. Сделав паузу, он вздохнул. ― Но в этом году все прекратится. Я не выдам разрешения ни на одну из ваших вечеринок.
Мое сердце замирает в груди от его слов.
Никаких вечеринок?
Этого… этого никогда не было за все время моей жизни. За все годы, что моя семья живет в Клубничной Лощине. Моя семья, как и семья Джексона, к сожалению, известна своими ежегодными рождественскими вечеринками. Весь город знает об этом.
― Но… ― начинаю я, но он качает головой, заставляя меня снова замолчать. Я начинаю чувствовать себя как провинившийся ребенок, которого наказывают во время этого разговора. Я понимаю, что то, что произошло, было неприемлемо, но это как наказание?
― Я не собираюсь менять свое мнение по этому поводу, Эмма. Если ты хочешь чтобы вечеринка состоялась, устраивайте ее вместе в городской ратуше.
Мой взгляд переключается на Джексона, и я вижу, как двигается его челюсть, когда он сжимает зубы. Очевидно, он так же недоволен этим, как и я.
Не может быть и речи о том, чтобы мы двое, а тем более обе наши семьи, находились в одном помещении в течение длительного времени без того, чтобы кто-нибудь не потерял глазное яблоко.
― На самом деле, теперь, когда я говорю это вслух, я думаю, что нет более идеального плана, чем этот. ― Мэр Дэвис улыбается, выглядя слишком счастливым, что наказывает нас таким образом. ― Либо вы устраиваете совместную вечеринку в мэрии, либо магазин выдвигает обвинение, и этот «несчастный случай» останется в ваших делах. Навсегда.
― Джед, перестань. Это просто невозможно. Будь реалистом, ― усмехается Джексон, его тело заметно напрягается по мере того, как он говорит.
― Я так решил, и так и будет. Это не обсуждается. Устройте вечеринку вместе или получите судимость из-за вашего правонарушения. Выбор за вами. Я жду, что вы выберете дату и немедленно приступите к планированию. И последнее. ― Он смотрит на нас. ― Приглашены все. Никого не выделяем. Смысл этого… наказания, как такового, в том, чтобы дать понять вам и вашим семьям, что Клубничная Лощина ценит сообщество, и между нашими жителями не должно быть никакого ожесточения. Мы все должны объединиться в этот рождественский сезон и испытать радость. В конце концов, в этом смысл праздника.
