На следующей неделе Вера поехала в центр, находящийся на другом конце Москвы. Едва она увидела новое, роскошное, многоэтажное здание, обнесенное высокой оградой, ее охватило радостное волнение и уверенность – здесь ей непременно помогут.
Молоденькая, симпатичная Варя с фиалковыми ногтями встретила Веру в вестибюле.
– Нам на третий этаж. – Она улыбнулась ободряюще.
Вера пошла было к лестнице, но Варя удержала ее.
– Поехали на лифте. Ноги жалеть надо.
Она привезла Веру на третий этаж, посадила в огромном холле, заставленном цветами, возле тяжелой дубовой двери кабинета.
– Врач сейчас приедет. Это самый опытный врач, ее зовут Лилия Львовна. Только… – Варя замялась. – Она…ну, как это сказать… строгая очень. Лишний раз не улыбнется. Но это так, с виду, а вообще-то Лиличка Львовна у нас добрая.
Вера кивнула и облизала сохнущие от волнения губы.
Варя упорхнула. Вера сидела в глубоком кожаном кресле под пальмой и смотрела по сторонам. Народу в холле было немного, все женщины, все немолодые, тихие, будто задумавшиеся о чем-то. Вера попробовала заговорить с соседкой – симпатичной, модно одетой брюнеткой, но та отрывисто и односложно ответила на ее вопросы и, отвернувшись, стала рыться в сумочке.
Вскоре стеклянная дверь в конце коридора распахнулась, и оттуда появилась седая врачиха. Звучно цокая каблуками, она дошла до кабинета, и кивнула Вере:
– Ко мне? Заходите.
Вера зашла, как на эшафот.
– Садитесь, – велела седая. – Рассказывайте все по порядку, с самого начала.
Вера, запинаясь и путаясь, начала свою печальную историю. Седая слушала, качала головой, иногда хмурилась и периодически произносила: «Угу».
– Так, – проговорила она, когда Вера закончила. – Прежде всего, я попрошу вас расслабиться и успокоиться. Это необходимо для того, чтобы обследование дало верные результаты. Да и вообще для жизни. – Врачиха сдержанно улыбнулась, взяла ручку, придвинула к себе кипу бланков и принялась строчить корявым, размашистым почерком. Писала она минут десять, не меньше, затем протянула бумажки Вере.
– Вот. Это направление на анализы и тесты. Обойдете все кабинеты и вернетесь ко мне. Ясно?
– Да. Большое спасибо. – Вера растерянно смотрела на бланки.
– Не беспокойтесь, – утешила ее Лилия Львовна. – Все вместе займет у вас примерно недели две. Люди ходят сюда месяцами. Всего доброго.
Вера попрощалась и вышла. Варя уже ждала ее в коридоре.
– Начнем прямо сегодня, – решила она. – Нечего время терять.
Лилия Львовна оказалась предельно точна в своих прогнозах: обследование заняло у Веры ровно две недели. В назначенный день и час она явилась в знакомый уже кабинет. В ней боролись страх и надежда – страх услышать окончательный приговор и надежда, что, наконец, ей помогут обрести обычное женское счастье…
…И вот теперь все позади.
В ушах у Веры отчетливо звучали слова Лилии Львовны: «У женщины есть лишь две радости, любовь и материнство». О Господи, как она права, как права! Ей надо уговорить Митю, во что бы то ни стало. Плакать, упасть перед ним на колени, но уговорить. Иначе она действительно себе не простит.
Всю дорогу Вера молила, чтобы Митя оказался дома, чтобы не задержался в институте, не пришел к полуночи, как частенько приходил. Ей нужно было поговорить с ним именно сегодня, ждать до завтра она была не в силах.
Он был дома. По обыкновению сидел за компьютером, сосредоточенно глядя на монитор.
– Привет. – Вера подошла ближе, поцеловала его в щеку. Провела ладонью по рыжеватым, мягким волосам. – Давно сидишь?
– Угу. Часа два, кажется. Или больше. Не помню. – От долгого молчания голос Мити был хриплым, как у больного ангиной.
Вера ласково улыбнулась.
– Ты хоть ел? Там, на плите обед, суп, второе. И даже компот.
– Компот я выпил, – деловито ответил Митя, прищурился и виртуозно забарабанил пальцами по клавишам.
Вера стояла и смотрела на него, чуть склонив голову набок. …Смешной. Упрямый, ортодоксальный, не похожий ни на кого. Ее Митя, ее муж, родной, близкий, несмотря ни на какие обиды и ссоры, тот, с кем она вместе уже пять лет. Бедный, больной – и не знает, что он болен. Что не может стать отцом, потому что что-то в организме препятствует этому, не дает продолжить род рыжеволосых, упрямых очкариков. Митя, Митя, мы все преодолеем. Мы прорвемся, вот увидишь! Только выслушай меня…
Он словно услыхал ее немой монолог, отвернул лицо от экрана. Глаза его под стеклами очков усталые, веки припухли.
– Ты чего, Верунчик? Что-то случилось?
Она кивнула.
– Случилось. Я только что от доктора.
– Это по поводу ребенка? – уточнил Митя с осторожностью.
– Да.
Он слегка наморщил лоб.
– Ну да, конечно. Если я не ошибаюсь, сегодня должны быть готовы результаты анализов. Верно?
– Верно.
– Ну и как? – Митя откинулся на спинку стула, стараясь не глядеть на соблазнительно мерцающий в полумраке монитор.
Вера улыбнулась.
– Все хорошо.
– В каком смысле хорошо? – не понял он. – Обнаружили заболевание? Знают, как лечить?
– Нет, Митенька, все не так. – Вера уселась к нему на колени, обвила руками шею. – Все совсем по-другому. Ты, главное, не перебивай, дай, я скажу, ладно? – Она прижалась лбом к его виску, тихо и горячо зашептала на ухо. – Я здорова. Совершенно здорова. И могу родить. У нас будет маленький, такой славный, хорошенький. Мальчик, как у Маринки. Или девочка. Только…
– Только? – Митя резко дернулся и попытался отстраниться от Веры, но та не пускала, держала его за плечи, по бледным щекам катились слезы.
– Только ты, Митя, должен лечиться. Врач сказала, дело в тебе. Чем быстрей, тем лучше.
– Чепуха! – Он с силой оттолкнул от себя ее руки и встал. – Вера, ты понимаешь, что это чепуха! Как мужчина, я в полном порядке, ты не можешь на меня пожаловаться!
– Нет, конечно, нет! – Вера подобострастно заглянула ему в лицо. – Как мужчина ты великолепен. Но ребенок…тут другое. Почему ты не хочешь? Там всем помогают, даже тем, у кого рак…
– У меня нет рака, – крикнул Митя и пнул ногой стул. – И я говорю тебе, что никуда не пойду. Если мне суждено иметь детей, они у меня будут. Если нет – значит нет!
– А я? – запинаясь, выдавила Вера. – Как же я? Мне ведь суждено иметь детей.
Митя пожал плечами.
– Имей. Кто тебе мешает?
– Ты хочешь сказать… – Вера не договорила, слезы хлынули градом.
Она закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Упала на кровать в спальне, уткнулась носом в пушистый плед.
Что же он такое сказал? Значит, она для него никто, пустое место? Как можно любить женщину и так разговаривать с ней?
Скрипнул паркет. Над головой у Веры раздалось тихое покашливание. Она еще глубже зарылась в плед, плечи ее вздрагивали.
