— Какая гостиница? — возмутилась активно-недоуменно она — Да вы что? Никуда я вас не пущу! Вы себя в зеркало видели?
— Вроде да, — растерялся несколько от неожиданного напора Стрельцов. — А что я там должен был увидеть?
— Да вы измучены вконец! — пояснила Инга. — Вы, кстати, как столь оперативно в Москве очутились? Маша говорила, что вы в командировке и еще не скоро вернетесь, поэтому она к деду и рванула.
— Я смог раньше с делами управиться, в авральном, так сказать, режиме. У нас с этим проектом все в авральном порядке. Освободился на несколько дней раньше, вот и прилетел.
— Откуда?
— Из Владивостока.
— Ничего себе! — посочувствовала горячо Инга, уточнив: — В Москву?
— Нет, — вздохнул Игнат. — В Питер. Когда получал багаж, позвонила Марина, сообщила, что Машка сбежала в Москву. Я ближайшим рейсом и полетел за ней.
— О господи! — аж всплеснула руками от сочувствия Инга. — Это ж сколько часов вы сегодня летали?
— Одиннадцать в общей сложности.
— Так! — резво поднялась она в деятельном порыве. — Вам надо поесть горячего! Обязательно!
— Не надо, Инга, — остановил он. — Есть я сейчас вряд ли смогу.
— Тогда что? Душ?
— Душ — это прекрасно, но и его я, пожалуй, не осилю, — сожалеюще вздохнул Стрельцов, на которого навалилась вся тягостность сегодняшняя, — поеду я, Инга.
И по-стариковски, с трудом принялся подниматься с дивана.
— Да никуда вы не поедете, Игнат! — строго, повысив голос, отрезала она, проигнорировав «Дмитриевича». — Сейчас я вам постелю в гостиной, на диване, вас там никто не потревожит! Не засыпайте только пока, я быстро. Ладно?
— Ладно, — выдохнул Стрельцов все сразу: и напряжение, и ужасную перспективу еще куда-то ехать, двигаться, что-то предпринимать. Почувствовав облегчение, попросил: — Давайте тогда ваш коньяк.
Пока он с теми же предосторожностями, по-стариковски осторожно, стараясь не тревожить лишними движениями тело умученное, усаживался обратно на диван, Инга успела поставить перед ним на стол пузатую рюмку и початую бутылку дорогого коньяка. Посмотрела на его движения с сомнением и сама открыла и налила добрую порцию в рюмку.
— Да, еще, Игнат, — с большим сочувствием в голосе сообщила она, — Маша звонить матери отказалась, пообещала сделать это утром. Я как раз дозванивалась до Дмитрия Николаевича, чтобы узнать телефон Марины, когда появились вы. Так что вам придется самому ей звонить. — И, почти извиняясь непонятно за что, добавила: — Я пойду постелю вам.
Он кивнул, и благодаря и соглашаясь одновременно, достал из кармана сотовый, набрал Маринин номер и, слушая гудки вызова, хлопнул всю порцию коньяка.
Ему нужно было, как лекарство.
— Да! — проорала Марина.
— Я ее нашел. Не кричи, — поморщился он от резкости ее голоса и коньячной крепости, закусил ломтиком лимона, отчего скривился еще разок.
— Где она?!
— Марин, не кричи, — повысив голос, потребовал Стрельцов. — Она в порядке. Спит.
— Пусть немедленно едет домой!
— Какое домой? Час ночи! — урезонил бывшую жену Игнат. — Завтра поговорим.
— Что значит завтра?! Я тут себе места не нахожу, с ума схожу!
— Ну, так не сходи! — брызнул раздражением и сразу остыл он. — Марин, главное, она нашлась, жива, здорова, а разбор полетов отложим до завтра, — приказным тоном, с нажимом отчеканил Стрельцов. — Все. Пока!
Он с сомнением посмотрел на бутылку — нет, пожалуй, хватит допингов — спать, спать, спать!
Дальнейшее перемещение из кухни в гостиную на уютный большущий мягкий диван, под теплое пуховое одеяло, как в мечту, он запомнил с трудом, отрывочно, уже в полудреме. И упал, как умер, раздевшись в бессознании частичном, и перед глазами какое-то время все белели облака под крылом самолета.
Этот проект, который выполнял их институт, был самым масштабным, невероятно значимым, сверхответственным и, разумеется, на супервысоком государственном уровне. Нечто уникальное, ранее никогда и никем в мире не делавшееся.
Казалось бы — красота страшная! Но замороче-е-ек! И «головняк» выше маковки!
На всех уровнях! И, разумеется, ответственность сверх всякой меры!
Так что вкалывали все: от генерального директора до последнего чертежника. Вот и Стрельцову приходилось трясти свою начальственную пятую точку, мотаясь разгребать на месте засады всякого рода.
А начальствовал Игнат Дмитриевич отделом научно-технической экспертизы, если придерживаться абсолютной точности, «Объединением отделов испытания, анализа и экспертизы материалов, природных ресурсов, изделий, конструкций, научных исследований, испытаний и экспертизы» в Институте мостостроения и дорог, находящемся в городе Санкт-Петербурге.
И нравилась Стрельцову его работа до необычайности и влюбленности редкой. Всегда нравилась, с первого курса института, становясь все интереснее, увлекательнее от проекта к проекту, по мере роста и накапливания им бесценных знаний-умений.
А тут такие масштабы! Да красотень! Конечно, и ночи не спишь, и по двенадцать, а то и шестнадцать часов в сутки вкалываешь, но ведь в радость и в жгучий интерес!
Ну, вот и с приветом — во Владик!
На месте урегулировать все, что успели напортачить подчиненные и не смогли согласовать с местным начальством и проектным отделом. Так сказать, разбираться не отходя от кассы.
Он и разбирался в режиме штурмовом: «тумаков» надавал кому следовало, голос сорвал, ругаясь с кем требовалось, улыбался губернаторствующим и выпивал «деловую» с проектниками по четырнадцатичасовому рабочему графику.
Нормально. Разрулил на этом этапе.
Отчет составил, отправил по электронной почте вместе с проверочными данными и этапными расчетами в отдел. Доложил о результатах Каюшеву, генеральному директору, принял от него похвалу, уважуху и «отсыпную» пятницу, попрощался до понедельника…
И почти весь девятичасовой полет не вылезал из ноутбука, перепроверяя расчеты и показатели, пересматривая графики работ, перечитывая докладные и отчеты подчиненных.
Где-то минут за сорок до посадки захлопнул крышку лэптопа — все! Ночью накануне поспал-то не больше четырех часов, торопился дела закончить. Знал, что три дня отдыха впереди, мечтал, как приедет на свой участок на Финском заливе, где строил дом, затопит печь и пойдет гулять по местам красоты завораживающей, непередаваемой!
Стрельцов смотрел в иллюминатор на кипенно-белые, причудливо клубящиеся облака, подсвеченные садящимся за горизонт солнцем. Самолет двигался с востока на запад, и солнце все садилось и садилось, а они, как в детской игре, все догоняли и догоняли этот растянувшийся на часы закат.