Доктор довольно кивнул, словно ему нравилось, что я говорила. А мне нравилось, что у него не было никак предубеждений относительно меня. Ему было всё равно и он не винил меня за поступки, совершенные мной.
Для него я просто очередная пациентка.
И было так приятно просто поговорить с кем-то, кто ничего толком от тебя не ждал. Кому ты был чужим человеком. Перед такими людьми всегда легче обнажать душу.
— Бабушка вечно шутила, что я вырасту ведьмой, — продолжила я. — Что ж, она оказалась права. Я действительно своеобразная форма Бабы-Яги, но только я не выбрала такой быть. Меня сломали. Вадим сломал меня.
Смычок дернулся под моей рукой и звук вышел надрывным. Мне пришлось остановиться, чтобы передохнуть.
— Нет, — шумно втянув носом воздух, опять заговорила я. — Он меня ломал на протяжении длительного периода времени. Раз за разом. Раз за разом. А потом бросил, как ненужную игрушку, потому что был уверен — я умерла.
Я прошла через весь зал и мои ноги плавно скользили. Я словно танцевала танец, который был понятен мне одной.
— А когда выжила и стала сильней, все стали меня винить, что я перестала быть такой, как они хотели, — я горько хмыкнула и музыка вместе со мной. — Я перестала быть правильной. Они все злились, возмущались, обвиняли, но при этом никто не пытался понять.
Теперь слезы текли по моим впалым щекам, а музыка плакала вместе со мной.
Я танцевала с закрытыми глазами и окружала себя призраками тех людей, которых больше никогда не будет рядом со мной. Моя детская подруга, которая умерла в четырнадцать лет от рака. Моя бабушка, чье сердце не выдержало. Мой дед, последовавшей за бабушкой слишком быстро. Наша с Яром собака, которую переехал Вадим. Мои мечты, над которыми надругались все, кто только могли.
— Поэтому я ответила тем, чем могла. Я стала сильной и независимой.
И на последних словах музыка резко оборвалась.
Открыв глаза, я сначала взглянула на доктора, внимательно слушавшего меня, а потом на камеру, которая стояла недалеко от него. Я посмотрела прямо объектив, потому что знала — Алекс наблюдал.
А потом развернулась и ушла.
44. Кирилл
За последнюю неделю я понял несколько вещей.
Во-первых, бедные подчиненные Алекса. То количество поручений, которое он выдал мне, нельзя было разгрести и за месяц. Мне давалось на них неделю. И хотя на самом деле все оказалось далеко не так сложно, да и я, если честно, смог справиться с поставленной задачей, свободного времени практически не оставалось, словно Алекс специально пытался завалить меня работой.
Во-вторых, да, Алекс таки специально пытался завалить меня работой.
В-третьих, бутылка виски плохо поддавалась гипнозу и собиралась победить в игре в гляделки.
Мы с ней смотрели друг на друга уже с час. Точнее, я на нее смотрел, а она — в силу того, что была неживым предметом, — просто стояла себе на столе. Напиться было б замечательной идеей, особенно в единственный свободный день, и я б уже даже приступил к реализации этого плана, но я ж начал новую жизнь!
Или сказал, что начал.
В любом случае, сдаться сейчас означало проиграть Аде этот бой. И показать, что эта зараза все-таки сумела слишком глубоко проникнуть в мое сердце. А я не просто так вооружился тяпкой и старательно ее оттуда выкорчевывал. Мне это не надо! Я ее не люблю!
И я не мазохист. Я не хочу страдать только из-за того, что какая-то заносчивая девка определила меня как свою потенциальную жертву.
Бутылка продолжала стоять на месте. Мне надо было отодрать свой зад от дивана, дойти до стола, а потом еще и откупорить виски. Слишком много телодвижений.
Если б кто-то налил мне алкоголь в рот, я б пассивно соглашался. Потом заявил бы, что это случилось против моей воли. Но, к сожалению, коварный замысел по спаиванию меня никто осуществлять не собирался.
Я едва не зарычал от досады.
Наконец-то я силой воли заставил себя подняться и кое-как добрел до столика. Взял бутылку в руки, взвесил ее на ладони.
Поставил обратно и побрел в ванную.
Отражение в зеркале не сулило ничего хорошего. Синяки под глазами, бледная кожа и напечатанное на лбу желание кого-то убить. Полный боекомплект! Если б мог, применил бы это для того, чтобы кого-то морально уничтожить.
Но эта паскуда, Вадим, вряд ли настолько сильно будет терзаться муками совести. А больше мне не над кем издеваться.
Я умылся, переоделся и выполз — ладно, вышел, но крайне медленно, — из дома. Машина, стоявшая внизу и уже припавшая снегом, нехотя отозвалась попискиванием сигналки, и я смахнул снег рукой с лобового стекла, забрался в салон, устраиваясь на водительском сидении и завел авто, параллельно добывая из кармана джинс мобильный и набирая нужный номер.
— Алло, — Алекс ответил практически сразу. — Что-то еще узнал?
— Нифига. От нашего с тобой общего друга ни ответа ни привета, — я выехал на дорогу и вдавил педаль газа в пол, набирая скорость.
Аварии меня ничему не учили; я все еще любил лихачить, хоть и предпочитал теперь это делать более осознанно, чем раньше.
— Но мне звонила Алиса.
— Тебе? — удивился Алекс.
— Ну она все еще пытается доказать мне, что я последняя скотина и не имел права бросать Аду, — скривился я. — Короче, она говорит, лилии были у Ады дома. И в офис их тоже отправляли. Этот придурок никак не уймется.
— Он не уймется, пока не умрет. Спасибо за информацию, попробую пробить по адресу.
— Это значит, — отметил я, — что он не в курсе.
— Или хочет, чтобы мы так считали.
— Может быть.
Я терпеть не мог соглашаться с резонными выводами Алекса, но отрицать было бы глупо. То, что Вадим слишком опасен, и так было понятно.
— И Алиса хотела вам что-то передать. Сказала, что думает, будто уже можно. Мол, Ада ей никогда не разрешит, но Ада ж чутка сдурела. Так что она сегодня вечером заедет.
— Спасибо. Что-то еще? Она говорила о чем-то?
— Нет.
Я солгал. Алиса таки говорила. Но это казалось уже исключительно меня одного.
Говорила, что Ада никого не хочет видеть, что торчит в этой клинике, ведет себя, как меланхолик, причем редкостного спокойствия, и якобы лечится. А врач еще и достаточно глуп, чтобы в это все верить.
Я не сомневался в том, что лечиться Ада не хочет. Даже если она глотает таблетки. Она ж от этого не пытается выбраться из кокона своих обид.
Ах да.
Еще она уверена, что все ее предали, никто не попытался ее понять, и вообще, все вокруг враги.
Дура.
Набитая дура.
Это именно та причина, по которой я сегодня час таращился на бутылку вискаря. Хорошо хоть опять не нализался.
Мне понадобилось совершить над собой немалое усилие, чтобы вновь не разогнаться до невероятной скорости, а спокойно ехать дальше.
Алиса говорила, что я должен ее увидеть. Я справедливо полагал, что ровным счетом ничего не должен, тем более, Алисе.
Но приехал.
Припарковался у клиники, захлопнул за собой дверцу и направился ко входу в надоедливо-белоснежное здание, где меня ждала одна Снежная Идиотка, свято уверенная, что из каждой камеры на нее смотрит по отдельному Алексу, все ее обидели и она не вписывалась ни в одну компанию.
Правда была только в одном: Ада немного преувеличивала страсть людей контролировать некоторые вещи и подсматривать через камеру. Так что если за нею кто-то и следил, то только чокнутый маньяк, которого из-за Адиной, между прочим, истерики и не удалось поймать.
45. Ада
— Вы же понимаете, что этого недостаточно?
Моргнув, я устало посмотрела на своего доктора.
— О чём вы?
— Слушайте, Аделаида, вы исправно выполняете все мои предписания, кроме одного. — Доктор снял очки, протер глаза и вздохнул. — Вы не можете самоизолироваться на вечность. Вам нужно продолжать поддерживать связи.
