Где-то около шести утра в коридор клиники врывается Игорек. Даже не знаю, что раздражает меня в этот момент больше: то, что он даже домой не забежал, примчавшись сюда после смены и переживая за пацана как за своего, или то, как радуется ему Иванка. Он проносится мимо меня, не заметив, прямым рейсом попадая в ее распростертые объятия.
Внутри разливается серная кислота, даже сглотнуть комок, скопившийся в горле, не получается. Стою возле стойки дежурной медсестры и смотрю на них, будто оглушенный. Видимо, эти двое созванивались, а может, милыми посланиями обменивались, и Иванка рассказала Айболиту, куда конкретно положили нашего сына.
Они беседуют с врачом, обнимаясь, он заботливо трет ее ладошку, нежно перебирая пальцы, притягивая к себе ближе, поддерживая. А я, глядя на эту идиллию, мечтаю только об одном: переехать его мусоровозом. Если бы взглядом можно было убивать, я бы давно изрешетил его до состояния эмалированного дуршлага в мелкую дырочку, до такой степени меня бесит этот помятый гандон в белом халате.
— Дмитрий Егорович, — отвлекает меня медсестра, — мы с утра еще раз возьмем анализы — понаблюдать динамику.
— Делайте, что нужно, — бурчу, не глядя.
— Вы, может быть, отдохнете? У нас для родителей все предусмотрено, если хотите позавтракать, то все принесут в лучшем виде.
— Лечите ребенка. По оплате вопросов нет?
Медсестра просматривает что-то в компьютере, после чего снова улыбается, да так широко, будто ей спички в рот вставили.
— Да, все хорошо. Спасибо, что воспользовались услугами нашей клиники.
Даже не смотрю в ее сторону. Меня распирает от желания пойти и наехать на «сладкую парочку», аж нутро выжигает каленым железом. Перед глазами красные точки, а в ушах жужжат противные мухи. Это впервые, когда я понимаю, что по сути ничего от меня не зависит и деньги мои ничего не значат. И чей бы сын ни был Василий, он сейчас обнимает их обоих, а не меня.
Мне же пора заехать домой и переодеться, подготовиться к новому рабочему дню. Это лучше, чем устроить скандал и в очередной раз выставить себя полным идиотом. Пацану я помог, а мои эмоции — это только моя проблема.
Взяв себя в руки, ухожу. И после того, как покидаю стены клиники, на меня накатывает невыносимая усталость. Ночь не спал, разнервничался, а впереди еще куча дел. Забираюсь на заднее сиденье и, закрыв глаза, приказываю Степану двигаться.
Неделю спустя
Переступив высокий порог, я оказываюсь в теплом влажном оазисе. Дышится здесь тяжело, сразу становится жарко, зато листья зеленые, и со всех сторон летят капли от орошающих растения поливалок.
— Сейчас наше царство находится на пороге «большого рывка», Дмитрий Егорович, — перекрикивает шум разбрызгивателей Долматов, мой главный человек на производстве. — Совершить его не позволяет целый ряд проблем, доставшихся в «наследство» от предыдущих владельцев тепличного хозяйства, — смеется, придерживая для меня ветки. — Старая база работы с рассадой и семенами, дороговизна ресурсов и чрезмерное внимание со стороны государства.
Прохожу сквозь ряды, обвешанные гроздьями спелых красных и желтых томатов. Сделанная специально для теплицы почва, приятно пахнет землей, без сторонних запахов.
— Вот здесь у нас самые популярные и редкие сорта. Мы в этом году планируем увеличить показатели обеспечения города нашими вкусняшками, выращиваемыми в закрытом грунте, аж на сорок процентов относительно предыдущего. И никакая Польша нам не указ. Пусть сами едят свои нитраты. У нас все натуральное. Сами знаете.
— Сорок меня не устраивают, — кричу ему в ответ. — Куда еще шестьдесят-то делись? Законы поменялись. Чужого на рынке в разы меньше, и дырку, образовавшуюся после ухода «иностранцев», надо закрыть.
— Понимаю, Дмитрий Егорович, но я ведь не волшебник. Учился в аграрной академии, а не в Хогвартсе.
— Знаю, — киваю, усмехнувшись. — Но мне нужен результат.
— Так-то оно так, но денег не хватает. Вы же знаете, что на строительство наших новых тепличных объектов уменьшились субсидии. А сами мы покрыть такие расходы, естественно, пока не в состоянии. Прибыль не та. Вы же не хотите лезть в семейные деньги.
Отрицательно качаю головой.
— Ну вот. Правда, удалось выбить льготы на строительство теплиц нового поколения.
— Со светокультурой?
— Да, с возможностью круглогодичного освещения теплицы. Такие теплицы дают необходимую экономику для банка и для бизнеса. Мы на них рванем вперед. Но сейчас их доля в общем объеме только двадцать пять процентов, все остальное — старые теплицы.
— Понятно.
Мы проходим через ряды грядок и, пригнувшись, выбираемся на улицу через низкую заднюю дверь.
— Плюс нужно покупать землю, Дмитрий Егорович, у нас острый дефицит площадей под тепличные производства.
— Составьте отчет и положите мне к пятнице на стол, будем разбираться по порядку.
— А еще до кучи у меня проблема с водой. — Провожает Долматов меня к калитке, параллельно здороваюсь с другими работниками. — Я не могу просто взять воду из-под земли. Город не позволит. Нужно ставить осмотические установки, а осмос — это еще рассол, который куда-то надо пристроить. Его сливают, что ухудшает экологическую обстановку. На нас уже наехали зеленые.
Потерев переносицу и попрощавшись с Долматовым, жму ему руку. Озадаченный и доверху набитый информацией, направляюсь к своей тачке. Открыв дверь, сажусь за руль мерса, выдохнув и швырнув папку с документами на соседнее сиденье.
— Нормально все, — уговариваю сам себя, — никто и не говорил, что будет легко.
Завожу мотор, планируя вернуться в офис, когда установленный на панели смартфон разрывается входящим звонком.
— Да, отец, — отвечаю как можно безразличнее.
Хотя все равно не по себе. Сложно изо всех сил ненавидеть родного по крови человека.
— Привет, сынок, разговор есть. Срочный.
Дима
К отцу в офис я, конечно же, не поехал. Ему надо разговаривать, вот пусть жопу оторвет и в мой кабинет сам притащится. Сидеть на одном месте в его возрасте вредно: геморрой можно заработать. И вообще, пусть радуется, что я о его здоровье забочусь. А мне необходимо до конца дня просмотреть участки земли, представленные на рынке.
— Доброе утро, сынок, — заглянув в проем, улыбается отец, но при этом брезгливо осматривается.
Видно, что заметил: мой кабинет гораздо меньше его собственного — но мнение родителя мне давно неинтересно.
Слышу, что, не дождавшись приглашения, отец проходит через мой кабинет и садится на место посетителя. Вот это он рванул! Обычно брезгует. Не царское дело сидеть там, где размещают пятые точки обычные смертные. Как бы невзначай поднимаю на него глаза. Все такой же холеный и моложавый, за полгода, что я его не видел, даже помолодел немного.
— Я прошелся по твоему офису, — надменно приподнимает бровь, ерничая, — кто чай пьет, кто смеется, кто ноготки точит. Ты с ними построже. Вваливай им каждое утро — пусть боятся. Неожиданно входи и орать начинай, чтоб аж вздрагивали, а еще увольняй за каждую минимальную провинность. За место пролетариат должен дрожать, только так наш капиталистический класс может удержать власть в своих руках. Камер натыкай. Девок, особенно бухгалтерию, раком…
— Достаточно! Зачем пришел? — устаю от его трепа.
Мне его советы ни разу не упали.
— Как твои помидорчики? Зреют? — пакостно усмехается. — Лучше бы инфотехнологиями занялся, а то как колхозник, ей-богу. Вроде на грядки я тебя никогда не таскал. Ненормальная тяга к земле у нормального современного пацана проснулась. — Он перекидывает ногу на ногу, прислоняется к спинке стула, расстегивает пиджак. — Вот у Сидоренко сын уже владелец дочерки «Макларен техно-центр», там стоимость предприятия в миллионы фунтов оценивается. А мне в бане перед мужиками стыдно. Чем сын твой занимается? Кабачки с огурцами выращивает. Новые сорта, блин, выводит. Мичурин мой доморощенный.
