Планирую выгнать папочку к чертям собачьим, но в кабинете звонит стационарный телефон.
— Да, я просмотрел несколько вариантов на южной окраине, по оценкам технологов, там отличная почва, ну и цена адекватная, сейчас скину тебе на почту, можешь звонить и договариваться.
Вешаю трубку и, несмотря на бурлящее внутри негодование, изо всех сил стараюсь сдерживать раздражение.
— У меня много дел. Новые сорта огурцов и помидоров я могу послать тебе по почте, корзиной, там расписано количество витаминов и минеральных веществ, содержащееся в каждом продукте. Выберешь себе наиболее подходящие, в твоем возрасте пора считать это дело.
— Мать мне все рассказала, — мрачнеет батя, перебивая.
Так я и думал. Один монстр, другая — слабохарактерная, у нее на подкорке записано: все рассказывать отцу, иначе конец света наступит, и небо разразится огненным дождем. Досталась ему такая на его счастье. Можно херню творить и не напрягаться.
Отец цепко смотрит на меня несколько секунд, затем скалится, бросив на стол бумагу формата А4.
— Читай.
Я к ней не прикасаюсь, на расстоянии пробегаю глазами, автоматически сопротивляясь происходящему.
— Сказал же, что мне некогда.
Но буквы, собранные в слова и написанные черным по белому, всю душу переворачивают, истина жаркой кровью ударяет в голову.
«При анализе трех образцов: мать — Иванка Игоревна Александрова, ребенок — Василий Игоревич Александров, предполагаемый отец — Дмитрий Егорович Красинский — гарантируемое минимальное значение вероятности отцовства — 99,9 %. В отсутствие матери исследуются только образцы отца и ребенка, минимальное гарантированное значение несколько меньше — 99,75 %. То есть ошибка возможна лишь в одном случае из 10 000. Отрицательный ответ точен на 100 %. Ответ: отцовство подтверждаю на 99, 9 %.»
Васька мой, ошибки быть не может. Я этот тест делать не собирался, по крайней мере, не так, не у нее за спиной. В голове шумит, язык наливается тяжестью, тело каменеет.
— Где ты взял материалы для теста? — выдавливаю из себя слова, шумно захватывая воздух, и дыхание переходит в один сплошной хрип.
Желание вломить собственному отцу достигает критической отметки, и я, подорвавшись, хватаю его за лацканы пиджака.
— Ты же знаешь, я ловкий, — подмигивает и тут же орет: — Витя!
В кабинет вбегает какой-то хрен в спортивном костюме. Где, черт возьми, моя охрана и секретарша?
— Как это на тебя похоже, — горько смеюсь, испытывая отвращение. — Еще бы оружие на сына направил.
— У меня есть, — чеканит чоповец, хлопая по карману красной мастерки.
— Не сомневаюсь.
— Учитывая наши сложные отношения.
— Учитывая, что ты больной на всю голову.
— В общем, Димочка, пока ты радуешься своему новому положению, я тебе кое-что объясню. Вариантов у нас несколько: либо ты ее полюбовно уговариваешь отдать нашего ребенка, либо мы натравливаем на нее соцслужбу и, ввиду хреновых жилищных условий и аморального поведения матери…
— Иванка очень хорошая мать.
— Дима, — кривится, как будто я полный идиот, — я тебя умоляю. Подбросим что-нибудь, бутылок наставим, соседей правильно опросим, с работы опять же правильную характеристику получим, и суд решит, как нам надо. Ты в какой стране живешь?
— Не смей!
— Ну, или она просто пропадет.
— Куда пропадет?
— Насовсем, — играет бровями, — нам она не нужна, Дима. На хрена? И, кстати, я ей говорил: избавься и живи себе спокойно, но нет, заупрямилась, родила, а раз наш пацан, то сам посуди. Вырастим мужика, как нам нужно, в лучших традициях семьи: здорового, крепкого наследника Красинских. Гувернантку наймем лучшую, выучим в частной школе. Привьем ему здоровый цинизм и сделаем из него не жука-огородника и маменькиного сына, а настоящего лидера, который может постоять за честь семьи.
У меня даже просто слов нет. Ниже он опуститься уже просто не мог.
— На хер отсюда пошел!
Отец, оскорбившись, медленно поворачивается к Вите, который упорно делает вид, что его не существует.
— Вот так я и знал, — злится, — что ты заупрямишься. Хотел же все по-тихому, за твоей спиной провернуть. Ты бы и знать не знал, куда она делась. Но нет же, решил по-честному. Ты же сын мой единственный, родная кровь. Ну должно же хоть что-то от меня передаться, хоть капля рационального мышления. Хочешь, чтобы завтра она начала требовать с тебя алименты? Претендовать на наше имущество? Чтобы всю жизнь перед лицом маячила? Ты скоро нормальную телочку, нашего уровня, встретишь. На хрена тебе эта девка затрапезная, второго сорта? Сын — наша кровь, его не бросим. Ее судьба — не наше дело! Ты эту козу сколько знаешь, Дима? Шалава она подзаборная, как и все остальные бабы. На коленях передо мной стояла, как миленькая. Делала все, что попрошу, и даже больше, быстро надоела мне и бросил я ее за ненадобностью.
Я из-за стола шаг делаю, толкаю его в грудь кулаком. Не могу с собой справиться. Но Витя отвести душу не дает: хватает меня за руки.
Отец пафосно поднимается с кресла, поправляет одежду.
— Пошел вон, гнида! Кусок говна, только посмей ее тронуть! Только посмей!
— Вот так вот, Виктор, смотри и учись! Роди, выучи, выкорми, — плюет слова мне в лицо. — И родной отец гнида, а телка третьесортная — золушка в золотистом веночке.
— Убью! — дергаюсь, рыча, краснею, лицо кровью от напряжения наливается.
Родитель гордо покидает мой кабинет.
Но Витя держит крепко, давит на болевые точки. Очень профессионально, умеючи, видимо, мент бывший или спецназовец.
Глава 16
Дима
Несколько дней спустя
Как ни стараюсь, работать я больше не могу. Папаше таки удалось выбить меня из равновесия. Может, он, конечно, и блефует, но ждать, пока что-то случится, и делать вид, что его угрозы меня не задели, как-то совсем не по-мужски.
Набираю Иванку, она ожидаемо не берет трубку. Бумагу о том, что сын — мой, отец забыл на столе. Я озадачен. Хотелось же с Иванкой наладить по-хорошему. Найти подход, но настало время действовать. Мой пошаговый план включал в себя постепенное сближение, заботу и присутствие в ее жизни, но отец, как обычно, все испортил.
— Здравствуйте. — Захожу в кабинет переводчиков. — Девочки, — улыбаюсь, — не могли бы вы нас оставить ненадолго? С Каруговым я договорился.
— Девочки, пожалуйста, не надо. — Привстает Иванка, пыхтя и сжимая в руках шариковую ручку, тоже улыбаясь.
«Девочки», зная, что я на короткой ноге с их шефом, слушают меня, а не ее. Иванка щелкает колпачком, явно нервничая. Мой пыл по поводу ее соблазнения очень сильно гаснет, похоже, я ее только раздражаю. А сейчас и вовсе случится трагедия.
Я сажусь возле ее стола. Подбирать слова нет смысла. Одна хрень, как ни выбирай красивые фразы. Смотрю в стену перед собой, чувствую, что Иванка пялится на меня.
— Как сын?
— Василию гораздо лучше, спасибо. Но ты ведь и сам это знаешь, наверняка звонил в клинику.
— Звонил и не один раз.
— Его сегодня выписывают.
— Знаю.
— Спасибо за помощь и ежедневные обеды. Девочки рады. Но это большие деньги, и ты должен понимать, что тебе не на что рассчитывать…
Без лишних прелюдий кладу бумагу на стол, толкая ее к Иванке. Она молча садится обратно.
— Ты, ты, ты… Да как ты посмел? Как ты умудрился? Как, черт тебя дери, ты это провернул?
Она идет красными пятнами, злится, очевидно планируя убить меня.
— Тихо! — Бью ладонью по столу, перебивая ее истерическую брань. — Отец знает. Сейчас именно это главное.
Иванка смотрит мне в глаза и, поджав губу, все никак не может успокоиться.
— Знаешь, за что я простить тебя не могу? Даже не за то, что ты нас с сыном бросил. А вот за папочку твоего озабоченного, за то, что ты тогда поверил ему, а не мне. Ты ведь знал, что он за человек, и все равно поверил. Уходи, Дима. Это ничего не меняет. Раз уж ты в курсе, что Вася твой сын, мы как-то договоримся. Допустим, что ты будешь иногда с ним видеться. Под моим присмотром, разумеется, но…
