Я сам поставил себя в эту ситуацию.
Я с самого начала знал, что у нас есть срок годности. Отношения между мной и Билли не могут быть постоянными. Вот почему я боролся с этим, почему сражался, как черт, в своей голове. Но чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я понимал, насколько она идеальна для меня, и у меня просто не хватало сил держаться подальше.
Или не дать себе влюбиться в нее.
Когда Билли вошла в мою квартиру, все мои страхи подтвердились, было чертовски больно осознавать, что спустя всего шесть месяцев мы уже здесь. В конце. И выражение ее лица сказало мне, что я разбил ее сердце.
Я не мог презирать себя сильнее.
Но я это сделал.
— Билли… — вздохнул я, когда она прошла полпути через гостиную.
Ее походка была такой же мощной, как и ее выражение лица, и она ничего не сказала, когда переместилась к дивану. Я сидел посередине, но она остановилась у одной из сторон и осталась стоять за ней. Ее рука вытянулась над подушкой для головы, пальцы разжались, по ладони скользнула фотография, которая упала на нижнюю подушку дивана.
Я проследил за ней взглядом и увидел, что это моя школьная фотография с младших классов.
Я не сомневался раньше, но теперь не было никаких сомнений.
Она точно знала, кто я.
Пока мое сердце колотилось в груди, а зубы скрежетали, я смотрел на мальчика на фотографии. Я больше не знал, кто этот парень, семнадцатилетний подросток, который был в футбольной команде, получал хорошие оценки, и вербовщики колледжей уже шептали ему на ухо.
Этот парень умер двадцатого мая.
Вместо него был я.
И единственной выжившей в той аварии была девушка, которая смотрела на меня, чьи слезящиеся глаза впивались в меня. Она открыла рот и прошептала:
— Как зовут мальчика на этой фотографии?
Мои руки вспотели, и я обхватил ими диван. Я не хотел отвечать, но был обязан это сделать. И когда я, наконец, ответил, меня переполнял стыд.
— Кейси Риверс. — Услышав свое родовое имя, я испытал чертову дрожь. Я не называл себя так с семнадцати лет.
Она обхватила руками живот, ее лицо покраснело.
— Это ты? Ты Кейси Риверс?
Я много раз представлял себе этот момент.
Но, черт возьми, я не думал, что это будет так.
— Да.
Билли издала стон, ее кожа побледнела. Слезы текли по ее щекам, и она не вытирала их.
— Ты тот человек, который убил мою мать… и брата… — Ее губы оставались приоткрытыми, и они были такими же мокрыми, как и глаза. — И ты чуть не убил меня.
Эти слова я слышал и раньше, когда ее отец произносил их в суде. Но услышать их от Билли было совершенно иначе. Они вонзились прямо в мой живот, где все эти годы жило чувство вины, и закрутили чертов нож.
— Билли, пожалуйста, позволь мне…
— Я доверяла тебе.
Я поднялся с дивана и переместился на другую сторону.
— Позволь мне объяснить, — сказал я, подходя к ней.
Она отступила назад.
— Не подходи ближе.
— Билли, пожалуйста.
Ее грудь вздымалась, когда она подняла руку и прошипела:
— Нет! Стой там, бл*дь.
— Я не собираюсь причинять тебе боль. — Я сглотнул, несмотря на жжение, и уселся задницей на спинку дивана, поставив между нами несколько футов.
— Не сделаешь? — Ее голос стал суровым. — Потому что ты сделал это, как только появился в моей жизни.
Билли смотрела на меня так, словно я был чудовищем.
Я и был.
— Билли…
— Прекрати произносить мое имя. Ты потерял это право, когда солгал мне о том, кто ты. — Когда я попытался прервать ее, она добавила: — Я впустила тебя в свою жизнь. Я открыла тебе свое сердце. — Она покачала головой, слезы потекли еще быстрее, ее веки покраснели и опухли. — Я отдала тебе каждую частичку себя. — Она сделала еще один вдох, и жгучая боль пронзила мою грудь. — Я… любила тебя.
Это был первый раз, когда я слышал, как она говорит это лично.
Это должен был быть прекрасный момент.
Не так.
Не в окружении всей той боли, которую я причинил.
Я погрузил руки в свои волосы, захватывая пряди, вырывая их с корнем. Я знал, что ей будет больно, но не мог подготовить себя к тому, что буду чувствовать, когда увижу разрушение на ее лице, и когда она скажет мне, что я был причиной этого.
Мой взгляд усилился, мои пальцы умоляли обхватить ее.
— Просто позволь мне объяснить. Пожалуйста, Билли.
Ее слезы капали быстрее, и она не вытирала их.
— Я доверяла тебе, — повторила она, и во второй раз это пронзило ее еще сильнее. — Джаред-Кейси, я даже не знаю, как, черт возьми, тебя зовут.
— Джаред. Меня зовут Джаред.
— Ты должен был сказать мне. Прошло уже несколько месяцев, а ты ничего не сказал. — Ее губы дрожали, когда она вдыхала. — И теперь ты хочешь объясниться? Слишком поздно для этого. — Ее веки сомкнулись, и она зарыдала. — О, боже…
Она положила руку на сердце, пытаясь отдышаться, и я мог сказать, что это становилось все труднее. На поверхность всплывала новая эмоция, и, похоже, одна из самых тяжелых.
— Я не знаю, хотела ли я когда-нибудь встретиться с тобой, Джаред. Но ты забрал у меня этот выбор. — Ее рук не было рядом со мной, но я почувствовал, как одна из них ударила меня по лицу. — Ты гребаный ублюдок. — Она отступила на несколько шагов назад.
— Билли… — Мое горло сжалось, не позволяя говорить громче шепота. — Не уходи. Пожалуйста.
Она проигнорировала меня, и я последовал за ней к лифту, где осторожно взял ее за руку.
Она отдернула ее от меня.
— Не трогай меня.
— Билли…
— Не называй меня так. Не называй меня никак. — Она вошла в лифт и, повернувшись, сказала: — Держись от меня подальше. — Перед тем как дверь закрылась.
— Билли… — Я вздохнул в последний раз, глядя на черную дверь лифта.
Двадцатое мая приобрело новое значение, сделав этот день еще более мрачным.
Это был день, когда я снова разбился… день, когда Билли полностью вычеркнула меня из своей жизни.
ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ
БИЛЛИ
Я выбежала из дома Джареда. Я бросилась в конец квартала, где был общественный мусорный бак, и меня вырвало в него. Ветер трепал мои волосы и слезы текли по щекам, я отплевывалась, теряя крошечный завтрак, который съела много часов назад.
Не чувствуя ни единого взгляда со стороны проходящих мимо меня людей, я вытерла рот рукой и пошла по тротуару. Я понятия не имела, куда иду. Даже не знала, на какой улице нахожусь.
Я просто знала, что должна быть на улице.
Мне нужен был воздух.
Мои ноги хотели двигаться, время, проведенное в его машине, было удушающим.
Во время поездки я репетировала то, что собиралась сказать, зная, что разговор должен состояться при личной встрече. Это означало, что поездка в Нью-Йорк была самой долгой в моей жизни, мои мысли мариновались с каждой милей, а эмоции обугливались к концу.
Когда я подъехала к его дому, ничего не прояснилось. Я все еще не могла обработать ни одной мысли.
Почему он появился в моей жизни?
Почему он не сказал мне, кто он?
Почему он прикоснулся ко мне?
Почему он сказал мне, что любит меня?
Почему он позволил мне влюбиться в него?
Почему он лгал мне?
Почему Кейси Риверс был тем же человеком, что и Джаред Морган?
О боже.
Я положила руку на живот, нуждаясь в давлении, чтобы облегчить боль. От этого движения кольцо на моей руке заискрилось, уличный фонарь сверкнул на золоте. Это было обручальное кольцо моей матери, которое отец отдал мне, когда решил, что я достаточно ответственна, чтобы не потерять его. Я надела его в самолете, когда Джаред защищал меня во время крушения. Когда мы занимались любовью в его постели. Оно терлось о его пальцы каждый раз, когда он брал меня за руку.
Ни разу за все эти годы я не сняла его.
Я не могла.
Кольцо было ее частью, которую я не могла отпустить.
Потому что Джаред забрал у меня все остальные ее части.
