Я сидела и образцово-показательно тупила. Версий у меня не было никаких. Ну не мальчик же ее, тортовый гений, в самом деле? Он же даже несовершеннолетний.
- Это же классика жанра, Лиль, - вздохнула Ксюша и опустила голову. Я завороженно смотрела, как она запускает свои умелые пальцы в волосы, как они рассыпаются, закрывая лицо. – Это просто классика жанра – влюбиться в старшего брата подруги.
- А?! – только и смогла булькнуть я.
- Вот представь, - донеслось из-за завесы волос. – Представь - тебе четырнадцать, и в голове каша из фантиков и фантазий. А он – такой красивый, взрослый, уже студент. Ужасно умный. И смотрит на тебя, как на насекомое.
Я снова булькнула. Я просто не могла поверить, что мы говорим сейчас о Лёне. О моем брате Лёньке, который… Да, когда нам было четырнадцать, он мне тоже казался ужасно взрослым. И ужасно противным и ничего не понимающим в этой связи. Но так то я…
- Ой, Ксюш… - я зажала себе рот ладонью, чтобы чего-нибудь не ляпнуть сгоряча.
- Я тоже думала, что это пройдет! – Ксюша вскинула голову, резко встала, распахнула холодильник и быстрым движением выудила оттуда палку сервелата. – А вот ни хрена! Приворожил он меня, что ли, не понимаю! – шмыгнула носом Ксюшка, громыхнула ящиком – и принялась яростно пилить твердый, как дерево, сервелат. - И мужики другие были, и даже замуж раз звали, и иногда казалось - ну все, забыла про него. А стоит увидеть только…. Или услышать от тебя что-нибудь… Хоть в гости к тебе не приходи! Да и не помогает это… - Ксюшка стукнула доской с порезанной сервелатом о стол и села напротив, подперев щеку рукой. – Иногда мечтала – а вдруг разглядит… вдруг позовёт… Вдруг… Да какой там вдруг. Я для него по-прежнему пустое место. Только торт могу испечь. Вот такая я дура, Лиль… Я ведь и в тебя тогда с этим Данилом твоим вцепилась поэтому. Ну… чтобы хоть у тебя из-за трусости и позиции страуса не сорвалось ничего. Со своей любовью ничего не могла поделать, так думала, может, тебе помогу. А вышло, похоже, не очень… Прости меня, Лиль, что полезла не в свое дело.
Я яростно помотала головой, отвергая извинения, и продолжила сидеть, по-прежнему зажав рот рукой. Смотрела, как Ксюша задумчиво грызет сервелат, и пыталась уложить в голове полученную информацию. Моя лучшая подруга влюблена в моего брата. Уже лет так этак с десять, даже поболее. А я ни о чем и не подозревала. Да уж… Даже очень близкие люди способны преподнести сюрприз. Ну, Ксюшка, ну… Или это я была слепа и глуха к чувствам подруги? Почему она никогда мне… даже намеком…
А толку об этом сейчас думать?
- Ксюш… а ты его прям это… серьезно любишь? Или это… ну… блажь?
Ксюша метнула на меня такой взгляд, что я испугалась. Того, что вслед за взглядом в меня метнут полпалки колбасы.
- И зачем я тебе только сказала… - прошипела Ксю.
- Зачем, зачем… - я задумчиво побарабанила себя пальцами по щеке. – Затем, что так надо! Значит так, - я повернула голову и посмотрела на часы на стене. - У тебя есть ровно сутки.
- Какие сутки?
- Земные астрономические! – я подскочила с места, быстренько сбегала в комнату, выдрала из блокнота лист бумаги, схватила ручку и вернулась на кухню. Прикусила кончик ручки зубами и сквозь него промычала: - Значит так. Лёнька завтра в семь прилетает. К восьми должен быть дома. Ну, в крайнем случае, к девяти. Вот короче чтобы к девяти была у него, поняла меня?!
- Нет.
- Ничего, - я поставила кончик ручки на лист. – Сейчас я тебе напишу подробный план. И ты поймешь.
- Плик, ты переработала. У тебя нервное истощение.
- Пункт первый, - я не обратила никакого внимания на Ксюшины слова. На меня напало вдохновение. Я вспомнила Лёнькино тоскливое «Давай Новый год вместе встретим. Можешь Ксюшу позвать». Вот что, ребятки. Снегурочка сегодня временно переквалифицировалась в Амура. Или Купидона – я их все время путаю. – Итак, пункт первый - эпиляция.
- Какая?! – поперхнулась колбасой Ксю.
- Глубокая! - отрезала я. – Пункт два – маникюр. Пункт три – педикюр, - а, чего мелочиться, верно?
- Плик, - слегка ошарашенно, а потому осторожно спросила меня Ксю. – Где я тебе тридцать первого найду мастера по эпиляции, маникюру и педикюру?
- Сама, моя хорошая, сама,- елейно пропела я, старательно водя ручкой по бумаге. – Пункт четвертый – роскошно уложенные волосы – хотя твоим особой укладки и так не надо. Пункт пятый – красивое платье. А-а-а-а! – заорала вдруг я. – Чуть не пропустила! Ладно, пункт шестой. Белье! Предупреждаю сразу: про свое любимое спортивное телесного цвета – забудь!
- Почему?! – взвыла Ксюша.
- Потому! – рявкнула я. – Так завещал Заратустра. Не верю, что Заратустра не завещал тебе свои любимые кружевные трусы, оголяющие жопу по самое глубокое бикини.
- Оно же неудобное, - пискнула Ксюша. Глубоким бикини я ее, похоже, окончательно деморализовала.
- Стразы в жопе тоже неудобно! - не осталась в долгу я. – Кстати, могу одолжить.
- Спасибо, не надо, - прохрипела Ксюша. – У меня есть… своего размера.
- Вот и умничка, - пропела я. - Пункт седьмой – чулки в сеточку, они у тебя есть, ты сама говорила. Пункт восьмой – капля духов. Ну, тут сама решишь, каких. Дальше у нас самое важное.
- Что это? – как загипнотизированная спросила Ксю.
- Вот тут, милая моя, - на твое усмотрение! – важно ответила я. – Но торт надо испечь однозначно.
- Какой торт?! – заорала Ксюша. – Как я испеку торт за сутки?!
- Не ори на меня! – рявкнула я. - Не обязательно выпендриваться с тортом, который надо делать три дня!
- Но Лёне именно такой нравится… - тут же и растерялась Ксюша. Господи, ну как ребенок, честное слово!
- Перебьется в этот раз тортом попроще! - вынесла я окончательное решение. – Можно еще салат сделать – Лёнька с детства к оливье на Новый год приучен. Ну, горячее, наверное, тоже стоит какое-то приготовить – я лично сомневаюсь, что у Лёньки будет горячее. И бутылку шампанского прихвати на всякий случай – от Лёнчика всего можно ожидать.
- Лиль… - Ксюша смотрела на меня теперь совсем растерянно. – А если… если он будет… не один?
- Ты дура, Мельникова?! – с наслаждением заорала я. – Стала бы я тебе…. Один он будет. Один!
- Слушай, но ведь это не значит, что он… - залепетала Ксюша. – А если…
- Отставить «а если»! – я встала и подбоченилась. – Если ты не соблазнишь моего брата в новогоднюю ночь – я с тобой не разговариваю! Так и знай!
Ксюшка смотрела на меня так, как никогда не смотрела. Глаза ее были испуганные. И при этом в них поблескивала надежда – какая-то такая сумасшедшая, что у меня снова защипало в глазах. Я подошла и обняла ее за плечи.
- Все будет хорошо, Ксюш. У вас все будет хорошо. Я… у меня какое-то чувство внутри…. - я прокашлялась. – В общем, верь мне, Ксюш. Снегурочки не обманывают!
* * *
- Лилька, ты самая прекрасная Снегурочка на свете!
- Ты тоже не самый последний на свете Дед Мороз, - рассмеялась я. – Ты где такой шикарный мусоровоз урвал? Пацан, по-моему, просто дара речи лишился от восторга.
- Да сам не ожидал, что подарок так зайдет! – довольно хохотнул Арсений, аккуратно сдавая задним ходом по забитому машинами двору. – В общем, мы молодцы. Леська аж всплакнула за нашу доброту.
Я не ответила. Мне было неловко отвечать. А, казалось бы, такой пустяк - выехать на полчаса - ну, точнее, на час, раньше и подарить игрушечный мусоровоз пятилетнему мальчишке. А ребенок потом, когда его все же прорвало на слова, цеплялся за наши рукава и говорил, говорил, говорил, читал стихи, пел песенки – пока нас не спасла его бабушка. А мама этого мальчишки даже всплакнула Сеньке в телефон. А где-то там, в своей квартире, Ксюшка священнодействует на кухне. Надеюсь, про эпиляцию она тоже не забудет. Я от всей души пожелала ей удачи.
Как просто, оказывается, быть волшебником. Когда дело не касается твоей собственной жизни. Я вздохнула и полезла в сумочку за зеркальцем - проинспектировать свою снегурочью красу.
