нем за все свои грехи.
Только он один виноват во всем, виноват перед Лорой, перед Кэндис. Виноват, что струсил и поступил, как последний подлец. Побоялся огласки, вцепился за место шерифа, отвернулся от женщины и своего ребенка. Лора только раз пришла и сказала ему о том, что беременна, он не поверил. Не поверил, что это его ребенок, хотя Лора плакала и клялась, что это именно так.
Его близнецам, Рику и Дагу, было тогда по десять лет, жена болезненно переживала потерю ребенка, случился выкидыш, она так хотела девочку. Что он мог ей сказать? Что другая беременна, другая скоро родит, а ты так и не смогла. Нет, он так не мог поступить с ней. Но поступил подло с другой женщиной.
Лора больше не приходила, ничего не просила и не доказывала. Новое назначение, заботы закружили водоворотом, и было уже не до нее. Лишь иногда доходили слухи, что она меняет мужчин, которые задерживаются недолго, а потом она совсем уехала.
И вот сегодня, посмотрев этой девочке в глаза, он даже не разглядел в ней черты Лоры. Та былая яркая, с роскошными темными волосами, она привлекала, словно красивый цветок, может быть, сложись обстоятельства иначе, у них бы могло что-то получиться, кроме нескольких месяцев странных отношений и быстрых встреч.
У Кэндис были его глаза, такие же ярко-голубые, унаследованные от его матери, и белокурые волосы, как у нее. Он все вглядывался в ее лицо и не мог понять, кого она ему напоминает. Но потом словно осенило, она безумно похожа на его мать в молодости, по тем фотографиям, что до сих пор стояли у него на каминной полке, это будет видно отчетливо.
— Отвечай!
Джим с волнением ждал ответ, а Рик молчал, высоко подняв подбородок, в глазах гнев и злоба. Может, и не стоит говорить ему, если между ними что-то было? Оставить все, как есть? Но как ему жить с этим?
— Даже если что-то и было, я в сотый раз могу повторить, что тебе до этого не должно быть никакого дела.
— Да потому, что Кэндис — твоя сестра!
Слова эхом прошлись по коридору госпиталя, сказал громко, так, что обернулась проходящая медсестра.
— Сестра? — Рик с непониманием смотрел на отца.
— Может быть, ты улыбнешься и будешь более любезным с гостями?
— Я и так достаточно любезен. А этот маскарад устроила ты, так что сама и улыбайся.
— Как ты не понимаешь, все, что я делаю, — это все ради вас с Лукасом.
— Мама, как ты не понимаешь, что не надо для нас уже ничего делать. Я здесь только из-за уважения к тебе, но если ты дальше продолжишь навязывать мне этих невест и решать, что мне делать со своей жизнью, я перестану тебя уважать.
Миссис Эмили Паркер поджала губы, было видно, как побелели костяшки пальцев на бокале с вином. Но показывать свою злость и негодование прилюдно она не привыкла. В ее жизни каждым эмоциям было свое место и свое время. Она не привыкла их афишировать, тем самым показывая свою слабость. У нее всегда было все под контролем: бизнес, муж, сыновья, хотя вот дети последнее время отбились от рук. Конечно, мальчики уже большие, пора устраивать их жизнь, нечего бегать по шлюхам.
Сделала небольшой глоток белого вина, улыбнулась чете Уилсонов, которые мило беседовали с ее мужем. Устраивать скандал сейчас и давить на сыновей, не было смысла, можно только все испортить.
— Тебе не понравились девочки? Шарлотта очень мила, старшая дочь Уилсонов унаследует часть огромного состояния.
Шон посмотрел на девушку, да, Шарлотта, и правда, была мила, не более. Как он может смотреть на девушку, когда все мысли заняты другой. Он не видел Кэндис три дня, каких-то адских три дня. Подготовка к продаже жеребцов, сама продажа, теперь отправка. Он не приезжал даже в дом, ехал в гостевой домик, где ему было спокойнее, потому что здесь была раньше Кэндис. Шон даже не писал и не звонил ей, боясь, что, услышав ее голос, просто сорвется, и его никто и ничто уже не остановит.
— Тебе мало денег?
— Денег никогда не бывает мало.
— Я говорю тебе, это провальная затея. Я не собираюсь жениться ни на одной из этих наследниц огромных состояний.
— Но Лукасу, я смотрю, приглянулась Лизи Грин, они так мило смотрятся вместе. Не правда ли?
Шон вместе с матерью посмотрел в другую часть гостиной, Лизи от силы лет девятнадцать, маленькая, худенькая девушка с белокурыми волосами, она чем-то напоминала Кэндис, но словно была жалкой подделкой их сладкой девочки. Раскрашенная кукла, такие сейчас в моде. Слишком яркий макияж, слишком короткое платье, слишком вызывающее декольте. Все не то.
Лукас что-то рассказывал, но постоянно смотрел на телефон, девушка смеялась, кокетливо прикрывая рот ладошкой.
— Это все — твои иллюзии, мама.
— От чего же?
— Я очень тебя прошу, по-хорошему прошу, не надо пытаться устроить нашу жизнь.
Элизабет с вызовом и злобным блеском в глазах посмотрела на старшего сына.
— Вы можете драть своих шлюх, сколько угодно, мужчины так устроены, что их постоянно тянет на падаль. Но женитесь вы на приличных девушка.
— А вот это точно будет не твое дело, с кем нам быть, со шлюхами, как ты говоришь, или с порядочными. Лично я выберу ту, которую полюблю, и не буду плясать под твою дудку, мама.
— От чего так устроен мир и мужская сущность, что они не ценят то хорошее, что у них есть? — Элизабет подошла чуть ближе, вцепилась второй рукой в локоть Шона. — Твой отец как-то завел роман, давно, ты знаешь об этом, но никогда не лез с расспросами. Он встречался с той шлюхой несколько месяцев, она родила ему ребенка, такую маленькую девочку. Он думал, что никто ничего не узнает о его тайных шалостях, но это не так. Потом ползал в ногах, умолял простить, говорил, что она ему никто, и ребенок не его. Я простила, Том больше никогда не виделся с ней, затем та женщина уехала в другой город. Так к чему это все я? Он понял, что я ему дороже, мы дороже, его семья, статус, положение, а не какая-то шваль. Не делай его ошибок.
Шон поражался тому, что слышал. Он всегда восхищался своей матерью, ее силой, волей, хваткой, но то, что она может быть такой меркантильной до мерзости, не знал. Он словно заново посмотрел на нее. Та злоба и ненависть, что живет в
