твой гость уехал минут десять назад, а тебя все нет и нет.
– Задумалась, – махнула я рукой.
Пока я снимала куртку и определяла ее на вешалку, Элла сбегала на кухню и вернулась с ополовиненной бутылкой вина, махнув головой в сторону моей комнаты.
Я кивнула – от подруги просто так не отделаться. В комнате она разлила белое сухое и, сделав глоток, сказала:
– Ну?
– Что?
– Лолка, не томи. Рассказывай. Кто был этот симпатичный блондинчик?
– Сергей, – ответила я со вздохом.
Элка подавилась. Подобрала с подбородка капли вина и вскочила с дивана, спросив:
– Какого хрена?
Ну, своеобразный риторический вопрос. И Элле вряд ли на него нужен был ответ.
– Сядь и не мельтеши перед глазами. Сейчас все расскажу.
Пока я говорила, подруга то хмурилась, то округляла глаза, то полушепотом нецензурно выражалась.
– Н-да, – протянула она, когда я замолчала. – Санта-Барбара, конечно. Зато не так скучно теперь живется, да, Лол?
– Обалдеть как весело! Хоть садись и роман пиши.
– И что будешь делать?
Ох, если бы я знала. Пока остается пожимать плечами и надеяться, что все разрешится само собой.
– Значит, так, – воодушевилась Элка через минуту. – Крыску Лариску лишим волос, с Сергеем может разобраться служба безопасности моего милого, а твоего историка покорим через салон красоты и магазин нижнего белья.
Тут я чуть не подавилась вином. Но только икнула от неожиданности и потеряла дар речи. Перепила подруга, что ли?
– Ты же несерьезно? – с сомнением спросила я.
– Ну вот, план забракован… Да ладно, шучу, конечно.
– С такими шутками, Элла Аркадьевна…
– Что-нибудь придумаем. А пока бы позвонила своему Григорию Александровичу, спросила, как у него дела, рассказала, как скучаешь. Да покрасочнее, ты умеешь. А сейчас я поеду домой, а то милый скоро вернется.
Милого не стоит заставлять ждать, поэтому я проводила Элку и, вернувшись в комнату, потянулась было к телефону, но потом передумала. Если он сам не звонит, то навязываться я не буду.
Никто никому ничего не обещал и не должен, и каждый из нас волен делать что хочет.
К черту Эллу с ее обалденным итальянским вином. Вроде и выпили не так много, а мутило будь здоров. Утро пришлось начинать не с привычного кофе, а с таблетки аспирина. В школу я катастрофически опаздывала, чего за мной не наблюдалось никогда. Ни в институте, ни на работе.
И, конечно же, я налетела на директора. Демьян Викторович прищурился, посмотрев на меня, но ничего не сказал. Но только по этому взгляду стало понятно, что головомойка мне еще предстоит.
Потом – ну, до кучи, так сказать – в меня врезались два первоклассника. Неудивительно, что в класс я уже заходила на взводе и со звонком. Я даже забыла, что первый урок у моих… Нет, пора привыкнуть этот класс называть классом Светловой, а не моим.
Я села за стол и сказала:
– Проверка домашнего задания.
– Ну, Лолита Ивановна, – начало доноситься со всех сторон.
И тут же раздался стук в дверь, после чего она распахнулась и на пороге стояли «опоздуны».
– Извиняемся, – сказали они.
– За что вы себя извиняете? – спросила я, окончательно выходя из себя. – Когда вы к глаголу добавляете «ся» – это значит что? – обратилась я к классу.
– Действие на себя, – ответил кто-то.
Грубо, но так и есть. Жаль, что про слово «постфикс» никто не вспомнил.
Двое моих «опоздунов», среди которых был Герман, опустили головы, а потом сказали уже правильно:
– Извините.
– После урока причину опоздания мне разъясните.
Даже плохое настроение и самочувствие – не повод отчитывать детей перед всем классом. Для них это трагедия. Драма. Как будто что-то сокровенное вынести на обозрение. Я могла спросить сейчас, но не стала.
На детях вымещать свои проблемы не стоит. Если у учителя настроение на нуле, если учитель не выспался, разочаровался в жизни, то эти милые ребята точно не виноваты.
Я пыталась с ними общаться, говорить о классике, только… Ни Достоевский, ни Гоголь, ни Булгаков не помогли мне найти ответы на вопросы, которые мучили меня уже часов двенадцать. Скорее бы закончился этот учебный год. Как-то я устала последние недели.
– Лолита Ивановна, – подошли ко мне двое опоздавших после урока.
Я захлопнула журнал и посмотрела на них вопросительно. Герман и Влад стояли, уткнув светлы очи в пол, и молчали.
– Слушаю, – поторопила я их.
– Я проспал, – сказал один.
– Я тоже, – подхватил тут же второй.
– Отлично, – кивнула я. – Завтра жду от каждого по двадцать цитат о пунктуальности с указанием источника и автора.
– И родителей в школу? – спросил Герман.
О, нет-нет. Это точно лишнее.
– Пока хватит с вас и цитат. Кстати, у нас нововведения по форме, а я не в курсе? Что за внешний вид? Герман, если ты сейчас нарвешься на директора или завуча, то влетит нам обоим за джинсы.
– Я это… – почесал он затылок, но ничего вразумительного так и не придумал, поэтому снова спросил: – Батю в школу?
Я отрицательно покачала головой:
– Чтобы в таком виде в школу больше не приходил.
Герман кивнул.
– Можно идти?
– Свободны.
Дети были довольны исходом головомойки. Родителей в школу было не обязательно, но вот позвонить не помешало бы. И было бы странно, позвони я только родителям Влада. Среди детей новости о звонках родителям быстро расходятся. И, проигнорировав опоздание Германа, могла просто-напросто сделать ему хуже. Еще бы подумали, что он у меня на особом счету. А объяснять, что не могу вызвать его отца в школу и отчитать, точно не стоило.
Но зато теперь без сомнений и промедления я взяла телефон и написала сообщение:
«Кто смотрит за ребенком, пока ты в командировках?»
абонент мне сразу не пожелал. Я провела еще два урока, сначала объясняя задумчивым одиннадцатиклассникам, что такое обстоятельственные и изъяснительные придаточные, а потом слушая Тютчева в исполнении шестиклашек.
И когда Федор Иванович уже, наверное, получил сердечный приступ, сидя на облачке, мой телефон подал сигнал.
«Вообще, Елизавета Сергеевна. Но и ему уже четырнадцать, не думаю, что в няньке есть необходимость. Что случилось?»
Получать сообщения от Григория Александровича – одно сплошное удовольствие. По крайней мере, мой глаз не дергается от ошибок.
«Он несовершеннолетний!»
«Если хочешь прийти ко мне с проверкой домой, то я не против».
И еще добавил улыбающийся смайлик в конце предложения. Никакой серьезности у человека. Тут же прилетело еще одно сообщение:
«Я завтра вернусь. Позвоню».
Уже пожалев, что вообще написала, отложила телефон в сторону. Обещала же детям, что никаких звонков родителям.
