Вернее, в рабочий день она не очень-то об этом рассуждала. Ей просто не до посторонних рассуждений было перед выходом первого номера ее газеты. Была суета, волнение, потом всей редакцией отслеживали отзывы на явление своего детища, потом поехали в ресторан, где Длугач решил отметить событие…
В ресторане, сразу после ужина, когда началась болтовня и танцы, он подошел к Кире и за-явил, что хочет ее страшно, что не выдержит больше ни часа, а потому они должны немедленно ехать к нему.
Так и сказал, стоя перед ней с бокалом коктейля:
– А то не выдержу, прямо тут на тебя наброшусь.
И бокал при этом поставил на барную стойку, как будто руки освободил.
– Ты что? – Кира даже отшатнулась от него испуганно. – Как подросток!
– Да вот так вот. – Он пожал плечами. – Зацепила ты меня, говорил же тебе. А чем – сам не понимаю. Поехали, а?
Со стороны их общение выглядело, наверное, вполне светски. Длугач вообще выглядел в дорогих интерьерах органично, и костюм отлично сидел на его большой тяжеловесной фигуре, которую Кира с первого взгляда назвала про себя лесной, и был какой-то особенный шарм в резком сочетании природной его натуры с утонченным антуражем городского быта. А ей к этому вечеру Люба сшила такое платье, в котором она выглядела не хуже Золушки после визита феи, поэтому чувствовала себя непринужденно, именно что светски.
И вот при этом светском разговоре, при этом разноцветном коктейле, при зеркалах и бронзе дорогого ресторана он стоял перед нею все равно что голый и обещал наброситься на нее немедленно, и не было никаких причин сомневаться в том, что он именно так и сделает.
Сначала она растерялась, потом рассердилась, а потом… Потом она почувствовала, что его желание передается ей, да и не передается даже, а перебрасывается на нее, как перебрасывается с дерева на дерево огонь лесного пожара.
– Поедем, – сказала она.
Сочетание в собственной душе готовности быть с ним постоянно и желания так же постоянно отстраняться от него поразило Киру. Прежде она не знала в себе таких противоречивых сочетаний. Но ведь и вся ее жизнь стала теперь совсем не такой, как прежде. Значит, надо прислушиваться к новым своим желаниям и приводить жизнь в соответствие со своей обновленной природой.
Поэтому когда той ночью она наконец выбралась из постели и начала одеваться, и Длугач, лежа в кровати, глядя на нее с непонятным выражением, сказал: «Оставайся у меня», – она обернулась к нему от зеркала, в которое, причесываясь, смотрелась, и, помедлив, ответила:
– Сегодня останусь. Но совсем – не получится. Извини.
Он промолчал. Но взял ее за руку, притянул к себе и снова снял с нее платье, которое она только что надела. Значит, счел ее решение приемлемым для себя.
И так это длилось уже больше года, и теперь, осенним вечером, Кира надевала тапки в его прихожей, а он смотрел на нее блестящими от температуры глазами.
– Ты хоть что-нибудь ел? – спросила Кира.
– Не хотелось. Лихоманка чертова с самого утра бьет, ни аппетита, ничего. Надоело уже.
Кира приложила ладонь к его лбу. Конечно, температура, и высокая. Может, сорок опять.
– Давай «Скорую» вызовем? – предложила она.
– Нет. – Он помотал головой и сразу поморщился: наверное, движения доставляли ему боль. – Я таблеток, если честно, не пил еще.
– Нет, ну вы посмотрите на него! – возмутилась Кира. – Не царское это дело, таблетки?
– Да выпью, выпью. – Он примирительно положил ей на плечо тяжелую пылающую руку. – Тебя ждал.
– Я-то при чем к таблеткам?
– А чего их зря пить? – объяснил Длугач. – Теперь вот и наглотаюсь. Температура пройдет – хоть пообщаемся с тобой по-человечески.
Что ж, рациональность его ума была ей так же известна, как и его склонность к неожиданным решениям.
– Ложись, пожалуйста, – вздохнула Кира. – Я тебе сейчас морс налью.
Он не ошибся: после таблеток температура у него действительно спала как раз к тому времени, когда Кира пришла из ванной, чтобы лечь рядом с ним в кровать.
Темное мокрое пятно расплылось вокруг его головы по подушке.
– Ты же мокрый насквозь, – заметила она. – Смотри, и лоб, и плечи!
– Ага, и все остальное. – От того, что температура спала, он повеселел. – Сама потрогай.
– Витя, пусти! – воскликнула Кира. – Тебе сейчас нельзя! Правда, для сердца тяжело.
– Это всегда можно.
Он уже втащил ее на кровать и, отбросив одеяло, усадил себе на живот. Его желание было очевидным. Вот ведь и грипп его не берет! Неутомимый любовник.
А ей не хотелось сейчас никакой любви. Вот у нее-то на сердце действительно было тяжело после всех событий этого вечера. Но Длугача это явно не интересовало.
«Все рассчитал, таблетки вовремя принял, чтобы температуру точно к ночи сбить, – ну как такому откажешь?» – подумала Кира.
Она и не предполагала, что так легко приспособится к его желаниям. Правильно все-таки решила не жить с ним общим домом, выгородить себе пространство для самостоятельного, отдельного существования. Именно из-за этого в том пространстве, где они существуют вдвоем, ее не угнетает его властность. А иначе неизвестно, что у них получилось бы.
– Ты почему сегодня такая? – спросил Длугач, когда его желание было удовлетворено и, отпустив Киру, он лег рядом с нею на мокрую свою подушку.
Не только его подушка была мокрая от пота, но и одеяло, и простыня. Он был очень телесный во всем, и в болезни тоже.
– Так. Вечер неприятный был, – ответила Кира. – Давай-ка я постель поменяю.
Она хотела встать, но он удержал ее за плечо и спросил:
– Почему неприятный?
– Сначала из-за Матильды, – нехотя объяснила Кира. Не любила она вываливать на кого бы то ни было свои заботы. – Это мой рекламный директор.
– И что Матильда?
– Взбеленилась вдруг из-за Кожогина. Ну, знаешь, холдинг «Сиреневый туман»? – Длугач кивнул. – Он перестал платить за рекламу. Я терпела-терпела… А вчера в одном ток-шоу Кожогина увидела. Я его, конечно, и наяву видала, но тут как-то… Смотрю и думаю: какой же он жалкий фигляр, и не то что жалкий, а гнусный какой!
– Кожогин – мутый тип, – согласился Длугач. – Гнойный.
– На всю студию орет, в драку лезет, печеньем шыряется – там на ток-шоу непринужденную обстановку имитировали, чаем поили гостей. Правду говорят, телевизор человека лучше рентгена насквозь просвечивает. И так мне вдруг ясно в голову пришло: а за какие, собственно, заслуги я должна вот этому ничтожеству его бизнес бесплатно рекламировать? Он же наглец абсолютный – за рекламу не платит и еще насчет интервью ко мне подкатывается! В общем, сегодня говорю: с Кожогиным больше никаких контактов. А Матильда мне такую сцену устроила! Нет, я понимаю, он давний клиент, она им дорожит. Но она так взбеленилась, как будто он ее родственник.
