в своем будущем я неизменно видела Березина, то теперь его образ значительно потускнел и износился.
Дальше тянутся два дня без событий. Я изматываю себя на работе, приползая только поздно вечером. Березин уже дома, встречает, пытается обнять меня, как раньше. Но я неизменно отстраняюсь. С каждым днем мне становится все легче держать дистанцию. Это радует и одновременно пугает.
Весь дом в цветах, ужин готов, что в принципе из разряда фантастики. Со мной готовы говорить и выполнять все мои требования.
— Кирюш, может, в кино сходим? Или в ресторан…
— Кирюш, а что ты думаешь по поводу…
— Кирюш, у меня скоро еще две недели отпуска. Давай сгоняем…
Он прямо все для меня готов сделать. Кажется, еще немного и руками раздвинет ребра, чтобы достать сердце и на раскрытых ладонях протянуть его мне.
Закрадывается крамольная мысль: а может, я не так уж и сильно дорожу семьей? Может, надо приложить усилия для того, чтобы сохранить ее? Вытянуть нас из пепла, запереть свои обиды на замок и сделать шаг Леше навстречу? Он ведь старается, переживает.
А вообще…пусть старается.
Я сделала все, что могла, когда пыталась остановить его, удержать от ошибки. Он не пощадил. Ни мое сердце, ни нашу семью. Его хотелки и азарт оказались важнее, чем все то, что мы строили эти годы. Теперь ход за ним.
Если у него получится, если доверие возродится, и перестанет болеть в межреберье, то я только за. Но это сделать должен он сам, потому что я устала и опустела. Во мне не осталось ничего, кроме разочарования.
Теперь наше счастье, наша дальнейшая семейная жизнь у него в руках.
Я все еще жду доказательств.
Пока тишина…
На третью ночь плотину моего оцепенения прорывает сон, в котором я опять в том самом дворе. Дверь подъезда распахивается и оттуда выскакивает Березин. В этот раз в одних брюках с расстёгнутым ремнем. Босой. На шее засос и след от алой помады.
— Это не то, что ты думаешь, — клянется он, протягивая ко мне свои лапы. И на безымянном пальце нет кольца. Оно валяется на земле, рядом с моим собственным.
А в окне первого этажа стоит Марина, прикрывая руками голую грудь.
— Мы просто совещались, — преданно кивает Леша.
— Почему ты в таком виде? — сиплю, через силу выталкивая из себя слова.
Он тут же встает в позу:
— Нормальный вид! Хватит цепляться. Не видишь, мы работаем.
При этих словах Прокина смеется:
— Да-да, работаем. В кровати, — ведет языком по алым губам.
Я подскакиваю на подушках и хватаюсь за пульсирующие ребра. Под ними грохочет в хлам перепуганное сердце, с трудом прогоняя через себя отравленную кровь.
— Да ну на хрен! — скатываюсь с кровати и выхожу на балкон, чтобы подышать воздухом.
Это теперь всегда так будет? Если да, то я не справлюсь. Не смогу.
Утром помятый Березин выползает на кухню и ворчит:
— Если бы ты только знала, как мне без тебя плохо. Я спать не могу. Мне все снится, что ты уезжаешь. Навсегда, — и в глазах такая дикая тоска, что словами не передать. Ему плохо, я чувствую это, но ничего не делаю, чтобы облегчить его страдания.
Только нервно проглатываю мерзкий ком, вставший поперек горла. После сегодняшнего сна, я реально готова уехать навсегда. Перечеркнуть все, что у нас было и попытаться начать новую жизнь в другом месте. Не потому, что я внезапно разлюбила Лешу, а потому что не представляю, как все это можно пережить?
Как люди вообще прощают измены, предательства? Как?!
Я не понимаю.
— Все в твоих руках, Березин, — жму плечами, — ты знаешь, что делать.
— Знаю.
В его голосе сквозят стальные ноты, но мне некогда вникать в интонации. Я занята тем, что снова сбегаю.
Вылетаю из дома, как пробка из бутылки и несусь на спасительную работу. В грязь, пыль, грохот отбойных молотков. Туда, где раздаются непристойные шутки ремонтников, и нет ни одного укромного уголка. Вот уж никогда бы не подумала, что именно такое место станет моим убежищем.
Впрочем, мне все-таки приходится его покинуть. В какой-то момент, там приносят болгарку и начинают пилить металл. От визга закладывает уши, поэтому я сбегаю.
Прогуливаюсь по улице в одну сторону, в другую, нетерпеливо смотрю на часы и как-то совершенно пропускаю тот момент, когда рядом со мной притормаживает светлая иномарка.
— Девушка, не подскажете, где здесь продаются самые лучшие эклеры, — голос кажется мне смутно знакомым, и когда оборачиваюсь, вижу за рулем того самого парня, с которым когда-то танцевала в клубе.
На нем светлая футболка и зеркальные солнцезащитные очки. Он облокачивается на дверцу и небрежно жует зубочистку.
— Точно не здесь, — указываю на вывеску «ремонт».
— Как жаль, — на губах появляется едва заметная усмешка, — тогда, может, попробуем их где-нибудь в другом месте?
— Увы.
Да какого хрена, Кира? Какого мать его хрена, ты ведешь себя, как примерная жена, которая только сидит и ждет у окна любимого муженька? Кому и что я хочу доказать?
— Увы? — переспрашивает он, опуская очки и глядя на меня поверх них.
— Увы, — развожу руками, — я не ем эклеры в других местах. Но вот от кофе с круассанами не отказалась бы.
Он улыбается, демонстрируя ямочки на щеках. Возвращает очки на место и кивает на пассажирское сиденье:
— Запрыгивай!
И я делаю это. Запрыгиваю в машину к едва знакомому парню, чувствую себя бунтаркой, хулиганкой, мстительницей и еще хрен знает кем.
* * *
Нового знакомого зовут Станислав.
Пока едем в небольшую кофейню на соседней улице, я исподтишка рассматриваю его. Приятный. Чем-то смахивает на Березина. Тоже русый, с хорошей фигурой и яркими синими глазами.
У него отличное настроение, у меня настороженный интерес.
Я чувствую себя как-то…как-то…не так. Неправильно, не совсем уютно. И дело не в нем, а чисто во мне и моих раскормленных тараканах.
Конечно, все пять лет своего брака я не сидела дома за семью замками и не отстреливалась от новых людей, стоило им только появиться в поле зрения. Но и не знакомилась особо. Все мои походы куда-то были или по работе, или с друзьями, подругами, коллегами. Чужие попытки познакомиться поближе я неизменно пресекала, и уж точно не допускала и мысли о том, что с
