«Он тебе хотя бы муж, Ляля, а вот меня однажды жестоко отымел тот, чьего я ни имени не знаю, ни в лицо не запомнила. А то, что запомнила, и то постаралась забыть. Как он пыхтел, как вонял табаком и как застёгивал ширинку со словами «Мне понравилось, как ты подо мной пищала». Его падлу просто оставили переночевать, не выгнали в ночь на мороз, а он так отплатил за гостеприимство. Но я смогла, я забыла. Так что и ты махни рукой и забудь».
Она садится рядом с Майей Аркадьевной на уголок дивана. И страшно смотреть на её застывший взгляд. И страшно представить, какие истины ей сейчас открываются.
— И я ведь только что поняла, — тоже замирает, словно заглядывая внутрь себя, в память, сохранившую те воспоминания, мать Артёма, — что, наверно, в тот день твоя мать и узнала про вторую семью Марата. Про сына. В тот день, а может, раньше. Но что-то в ней именно тогда ведь сломалось.
— Зачем же вы ходили запугивать Лисовского? — кажется, начинаю я понимать что к чему.
— Дура потому что, — выдыхает Майя Аркадьевна. — Мне Елизаров по секрету сказал. А я пошла с шашкой наголо за счастье детей бороться. И когда Марат сказал: «Не смей ей даже намекать», тогда я решила, что она не знает. А он имел в виду: не смей эту тему даже поднимать. А Ляля знала. Она уже тогда всё знала.
— Ты ходила шантажировать Марата? — удивляется Артём.
— Думала, это он тебя заставил от свадьбы отказаться. Решил, что ты для его Принцессы недостаточно хорош, — вздыхает она. Приглаживает гладко по-балетному зачёсанные волосы и снова кладёт руку на лоб.
— Лан, а ты откуда это знаешь? — не просто поворачивается, идёт ко мне Артём. Берёт за руку, привлекает к себе. Целует в макушку.
— Оксана рассказала, которая с закупок «Эллис-Групп», а ей — секретарша отца, — отвечает за меня Элла, не поворачиваясь.
— А я думала только у меня семья с прибабахами, — освобождаюсь я из кольца его рук. — И чего же вы хотите теперь, Майя Аркадьевна? Чтобы Артём обратно вернулся к Элле? Лисовский считал по вашему мнению Артёма недостойным его дочери. А я, значит, недостойна, вашего сына? Небогата. Проста. Неинтересна. Эта, — презрительно машу я рукой.
— Да ну, что ты, Ланочка, — наклоняется она вперёд и прижимает руку к груди. — У меня и в мыслях такого не было. Вырвалось с расстройства, я даже и не помню, когда такое сказала.
— А мне кажется, что вы ни капли и не расстроились, что свадьба сорвалась. И вы моего отца не запомнили, не узнали, а то, что он узнал вас через столько лет, не удивило?
— Так ведь у него на руках были анализы. А там чёрным по белому: фамилии, возраст. Наверно, тогда он и понял, кто я.
— Артём, он у тебя что-нибудь про мать расспрашивал?
— Нет, — обескураженно разводит руками Артём.
— А кто предложил сделать этот анализ?
— Я думал об этом, но всё же этот был Рос, не твой отец.
— Чудно, — хватаю я свои вещи, сумку и иду к двери.
— Куда ты? — подскакивает он за мной.
— К Ростису, — останавливаюсь я. — Надо сказать ему, что мы по-прежнему родственники, а вы по-прежнему нет, а то он же ничего не знает. И счастливого пути, Майя Аркадьевна! Элла, — киваю я и выхожу.
Даже не знаю, что меня так задело в поведении его матери. Её снобизм? Эгоизм? Странное отношение к близким людям? «Артём не сын Елизарова» — плевать и на Елизарова, и на Артёма. «Нет, всё же сын» — и снова плевать. Может, она и начитана, и образована. Может, и интересна как собеседник, и разбирается в древнегреческой истории. Но не зря она сидела «в девках» до тридцати лет, потому что не нужен ей был никто, кроме себя любимой. Да и потом Артёма воспитывали дедушка с бабушкой, пока она развивала свой бизнес. Не зря Артём так охотно уезжал к отцу. Она деловая, знающая себе цену, расчётливая. А я несправедлива, знаю. Просто мой кредит доброты, сострадания и милосердия на сегодня исчерпан. Сына она, конечно, любит. Дала ему много и на всё готова ради него, но совершенно его не знает и не понимает.
Да и моё сострадание ей ни к чему. Её ничем не согнёшь, не испугаешь, не выведешь из себя. А вот на Эллу смотреть было больно. И, кажется, я знаю почему.
— Лана! — догоняет меня уже внизу Артём. — Подожди! Я с тобой!
— Тём, это же то, о чём я думаю? — обнимаю я его крепко-крепко.
«Никогда не буду на него злиться. Никогда, никогда не буду такой эгоисткой».
— А о чём ты думаешь? — прижимает он меня к себе.
— Что в этом замешана её мать.
— Боюсь, что всё намного хуже, — уже выйдя на улицу задумчиво достаёт Артём телефон.
— Я же правильно поняла, — останавливаемся мы у машины, — это Алевтина Лисовская сложила две части рассказала твоей матери в один? И догадалась, что тот однофамилец и «гость» одно лицо?
— Да, и, думаю, это она сделала наш анализ ДНК, — смотрит он задумчиво в телефон, словно не знает звонить или не звонить.
— Но как?
— Это как раз не сложно. В январе, когда встал вопрос о слиянии, она прямо зачастила в наш офис. А уж взять ручку, колпачки на которых ты всё время грызёшь, или твои волосы с расчёски, думаю, не составило никакого труда. Даже просить никого не пришлось. Отец задерживался допоздна. И она приезжала порой и вечерами.
— Да, во всём офисе пусто и открыто. Иди куда хочешь. А уж ты к ней и сам домой заявлялся со своим биоматериалом, — хмыкаю я. — Но что тогда сложно?
— Сложно поверить в то, что это она. Как бы я хотел тебя с ней познакомить. Ты бы сама поняла, почему это кажется невозможным, что она в этом замешана. И почему я не стал тебе ничего говорить про неё.
— Да, не хотелось бы напрасно вот так с ходу обвинить человека во всех грехах просто потому, что она догадалась, что ты, может быть, не сын Елизарова. Но вот как она вышла на моего отца? Если это она. Поэтому сначала я хочу поговорить с братом. И с Бережным. Сама. Не потому, что я тебе не доверяю, Тём, а потому что ты видишь одно, а я совершенно другое.
— Например? — клацнув сигнализацией, открывает он мне дверь машины. — Надеюсь, от моих услуг как водителя, ты хотя бы
