— не на женишка же своего ты так помокрела… Кто он, кстати?
— Тебе какое дело? — она еще раз бьет меня по лицу, но уже как-то вяло, словно гладит… Кайф…
— Хочу знать, какое имя на могиле писать… — А если чуть дальше? А если отогнуть кромку ткани и прямо по влажной гладкости? А?
Глаза Захаровой закатываются, ноги сильнее стискивают мои бедра, а голова беззащитно откидывается назад, на стену, открывая мне доступ к горлу… Моя, блять… Кусну сейчас, так, чтоб все, все вокруг…
— Ты всегда был слишком недалеким, гражданин начальник… — шепчет она, подрагивая в бедрах от моей непрошенной ласки, глаза полуприкрыты, зрачки расширены… Какого хера ты борешься, Захарова? Со мной, с собой? Ты дура совсем?
— Как ты обо мне плохо… — я все же не выдерживаю, присасываюсь по-вампирски к нежной коже шеи, заставляя Захарову сладко вздрогнуть и вскрикнуть. Мне эти звуки, эта реакция — таким кайфом по венам, что не передать! Никакой наркоты не надо, меня от Захаровой штырит! — А ведь говорила, что любишь…
— Глупая была… Жизни не знала-а-а… — стонет она, уже активно подмахивая мне бедрами, насаживаясь на пальцы. И течет. И такая клевая там, внутри, что мне дико уже надо в нее, прямо до боли в поджатых яйцах! Но не могу никак сейчас! Понимаю, если тормозну хотя бы на мгновение, она в себя придет! И разговора не получится! А так хорошо говорим, так душевно!
— А сейчас? Опыта набралась? — ее расфокусированный взгляд доставляет дополнительно, и я ловлю нужный ритм, добавляя ко второму пальцу третий.
Захарова дуреет окончательно, обнимает меня, закатывает глаза, а я пользуюсь моментом, как зверь, как маньяк, ловя свою дозу ее запаха, ее податливости, ее влажности. Мне хочется, чтоб она сейчас все сказала правильно… И тогда мы решим уже, вместе решим, как дальше жить…
— Набрала-а-ась… — неожиданно Захарову начинает трясти в оргазме, она неистово сжимает мои пальцы в себе, насаживается еще несколько раз, с влажным возбуждающим звуком, прикусывает губу, каменея… И затем обмякает, роняя голову мне на плечо в изнеможении.
И я, хоть и вообще недоволен ее ответом, тем не менее, крайне доволен ее реакцией… Мне кажется, что мы сейчас нормально поговорим, в постели.
Ну, не сразу. Через полчасика, потому что я тоже долго не продержусь, чего уж там…
Аккуратно освобождаю Захарову, ставлю на ноги, приподнимаю за подбородок, желая поцеловать, поймать хотя бы часть своего кайфа…
И неожиданно получаю резкий удар по роже!
Кулаком!
Маленьким таким, крепким!
Ах искры из глаз, реально!
Так мне давно не прилетало, чтоб внезапно и больно! А еще больше — обидно!
Да за что, блять?
Что опять не так?
— Ты охерела? — рычу я, машинально уворачиваясь от второго удара.
— Отошел! — коротко и злобно командует Захарова, жестко толкая меня в грудь.
Отхожу, приваливаюсь к противоположной стене коридора, наблюдая, как она поправляет одежду, подтягивает чулки, вытирает с лица размазанную помаду.
— Ну и какого хера ты играешь? — спрашиваю я, осознав, что сама разговаривать со мной и объяснять ситуацию она не станет.
— На свидание собираюсь, — коротко и холодно, так холодно, словно не кончала сейчас на моих пальцах, не стонала пораженно, не терлась похотливой кошкой, отвечает Захарова, — свалил отсюда, гражданин начальник.
— Вот так? Жених ждет? А какого хера сейчас было тогда? А? Невеста?
— Ничего не было, — она уже привела себя в порядок, да так быстро, что я только моргнуть пару раз успел. В изумлении. Хамелеон в юбке, блять. — Что, гражданин начальник, ты думал, опять появишься на пороге, у стены трахнешь, по кровати поваляешь, и я растаю? С чего бы? В прошлый раз не удалось…
— Удалось…
— Нет, Федотов, — она тянет с вешалки шубку, накидывает, застегивается, а затем смотрит на меня неожиданно серьезно и без злобы даже, — нет… Я тебе говорила, что все. Перегорела.
— Да не ври, — усмехаюсь я, — видел я, как ты перегорела…
— Так я — это не только причинное место, Федотов, — устало усмехается она, — телом я тебя хочу, чего уж скрывать… Столько лет на тебя… Мечтала… Это так быстро не уйдет. А вот головой… Голова у меня, Федотов, холодная давно. И не тобой занята.
— Женихом?
— Хотя бы и им, почему нет? — пожимает она плечами, и мех искрится в свете коридорной лампы. И сама Захарова выглядит сейчас холодной и дорогой. Игрушкой для взрослых утех. Не моих утех. — У него есть то, что мне нужно.
— И что тебе нужно?
Я слышу свой голос со стороны и пугаюсь. Такой он безжизненный… Глухой. Я уже понимаю, что зря приехал. И что не с того начал. И что зря понадеялся на нашу с ней химию… Маловато будет теперь только химии, похоже.
— Положение, — спокойно говорит она, — деньги.
— Ты никогда не была проституткой, Захарова, не верю я тебе.
— Я всегда была нищей детдомовкой, Федотов. Тебе, золотому мальчику, не понять моих мотивов.
— А почему ты не хочешь это все взять от меня?
Захарова смотрит, смотрит… И внезапно отворачивается.
— Нельзя продавать себя тому, кого любишь… Любила.
Любила…
А я…
Дурак ты, Федот…
— А зачем продавать? М? Давай, может, просто попробуем быть…
— Нет, Вова, — она не смотрит больше на меня, сжимает пальцы на вороте шубки, — ты, как ветер… Поиграешь и бросишь… Никаких гарантий.
— А с этим?..
— А с этим все проще. Договор на берегу. Это надежней, гражданин начальник. Так что я пошла к своему светлому будущему…
— Ася… — я не знаю, что сказать сейчас, как остановить. Сказать, что у меня все серьезно? А она поверит? Если столько лет…
— Вова, иди домой, — Захарова открывает дверь, выходит и ждет, когда тоже покину ее квартиру, — иди… У тебя своя жизнь, у меня своя. И в моей жизни наконец-то появляется стабильность. И все то, чего я хочу. А тебя
