есть что-то пылкое и горячее, когда он говорит мне то, что сказал той ночью:
«Лучше бы твоему Мистеру Реддиту дрожать от страха. Ему многое нужно доказать, прежде чем он станет достоин тебя».
«Мистер Реддит…» Это захватывает мой мозг, цепляет мои мысли и тянет меня всё ближе, ближе к поверхности бодрствования.
«Мистер Реддит…»
Я никогда не называла ему этого имени. Я сказала только самому Мистеру Реддиту.
Я барахтаюсь среди волн, где воспоминания и мечты разбиваются и накатывают, тянусь к нему, задыхающаяся и растерявшая слова.
«Не уходи! — хочу сказать я ему. — Не уходи, когда я только что нашла тебя!»
Я так боюсь, что он растворится в полуночной водной тьме, как это было, когда мы прощались. Но вместо этого Джонатан крепко сжимает меня и вытаскивает на поверхность, заключая в свои объятия, его рот завладевает моим, наполняя меня словами, воздухом и надеждой. «Это я, — шепчет он. — Это всегда был я».
Резко сев на постели, я задыхаюсь. Моё сердце бешено колотится.
Я не могу в это поверить. И всё же это единственное, во что я могу поверить.
Трудно поверить, что нечто столь маловероятное может быть правдой, но я знаю, что никогда не употребляла прозвище «Мистер Реддит» в присутствии Джонатана. Это должен быть он. Другого объяснения нет.
Пока я мечусь, прокручивая в голове наш разговор в ту ночь, когда мы закрывали «Книжный Магазинчик Бейли», вопросы, которые он задавал, его нерешительность и нежность, настороженность в выражении его лица, я становлюсь всё более и более уверенной. Это он. Джонатан — мой Мистер Реддит.
Лихорадочно натягивая леггинсы на флисовой подкладке, мои самые яркие носки с узором из карамельных тросточек, я запинаюсь и понимаю, что моего уродливого рождественского свитера нигде не видно.
Мне требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, когда я видела его в последний раз, и тогда я соображаю — я оставила его в «Книжном Магазинчике Бейли». Мои сенсорные предпочтения меняются изо дня в день, поэтому я всегда беру с собой запасную одежду на случай, если то, что на мне надето, начнёт меня беспокоить. В тот последний рабочий день я принесла отвратительный свитер и ещё одну пару леггинсов на флисовой подкладке, похожих на те, что надеты на мне сейчас, а потом забыла принести их домой.
Я могла бы надеть что-нибудь другое. Но потом я вспоминаю ошеломительную улыбку Джонатана, его глубокий, раскатистый смех, когда я пообещала надеть уродливый рождественский свитер.
Моё сердце подпрыгивает, выписывая тулуп за тулупом, пока я натягиваю хлопковую футболку с длинными рукавами, которую надену под свитер, чищу зубы и привожу в порядок свои растрёпанные волосы, а затем выбегаю из дома. Тысячи вопросов роятся в моей голове. Как давно он знает? Когда он догадался об этом? И почему он мне ничего не сказал?
Я бегу, отчаянно нуждаясь в ответах и отчаянно желая увидеть его, поскальзываясь на снегу, проносясь мимо укутанных неспешных прохожих, и мои наушники погружают мир в благословенную тишину, пока снег целует мою кожу, как благословение и обещание.
Его голос эхом отдаётся в моей голове, его ответ, когда я сказала ему, что надеюсь, что в его онлайн-подруге есть всё, чего он хотел.
«Я уже знаю, что это так».
Моё сердце парит, у меня словно выросли крылья. Я пролетаю последний квартал, ведущий к «Книжному Магазинчику Бейли», затем вхожу в магазин. Внутри тихо, тишина пустоты, которую я люблю, усугубляется моими наушниками. Дневной свет проникает внутрь, освещение не включено. Запах книг и полироли для дерева щекочет мне нос.
Я быстро прохожу в подсобку и замечаю холщовую сумку, висящую на крючке для одежды. Я открываю её, вытаскиваю свой уродливый рождественский свитер, затем натягиваю его, что сбивает мои наушники и посылает поток звука в уши.
— Почему ты ей не сказал? — доносится голос миссис Бейли из бухгалтерии.
Я замираю. Моё дыхание звучит в тысячу раз громче, чем следовало бы.
— Вы знаете, почему, — мой желудок сжимается. Это Джонатан. — Она будет презирать меня за это.
Кровь шумит у меня в ушах. Я пытаюсь дышать, пытаюсь осмыслить то, что он говорит.
— Возможно, поначалу, — тихо говорит миссис Бейли. — Но как только она увидит, что это единственный способ спасти книжный магазин, она поймет.
Такое чувство, что пол рушится подо мной. Я хватаюсь за что-нибудь, чтобы успокоиться, когда представляю это: миссис Бейли мягко зовёт меня в свой офис, когда мы возвращаемся после Нового Года, держит меня за руку, благодарит за все, что я дала этому месту, говорит, что ей жаль, но она должна сначала подумать о бизнесе и о том, что Джонатан привнес в этот магазин.
Слова Джонатана ранят меня в самое сердце: «Она будет презирать меня за это».
Отчаянно желая сбежать, я пробираюсь через магазин как можно тише, затем выскальзываю наружу. А потом я бросаюсь бежать, несусь по тротуару, поскальзываясь на льду и снегу, слёзы застилают мне глаза…
Пронзительный автомобильный гудок останавливает меня как раз вовремя, не давая выбежать дальше по пешеходному переходу.
И тут я понимаю, что оставила свои наушники с шумоподавлением в магазине.
Спотыкаясь, я возвращаюсь на тротуар и прислоняюсь к витрине той самой кофейни, где я покупала своё горячее какао с мятой шесть дней в неделю в декабре этого года, недалеко от того места, где ко мне подошёл Трей, куда прибежал Джонатан, и все изменилось. Я хватаю ртом воздух и смотрю в небо, на падающие крошечные снежинки.
— Что мне делать? — шепчу я. Закрыв глаза, я позволяю прохладному ветру целовать мою кожу. Я позволяю своему сердцу биться медленно и ровно.
И тогда, подобно гладкой красоте свежевыпавшего снега, мой разум проясняется. Я веду себя… нелепо. Я услышала середину разговора между двумя людьми, которые снова и снова доказывали мне, что они достойны моего доверия и не предадут меня. О чём я только думала, убегая вот так? Я в безопасности с четой Бейли и Джонатаном. Должна быть причина. Объяснение…
— Габби! — голос Джонатана доносится с другого конца квартала.
И точно так же, как в то утро, когда он бежал в мою сторону, он снова бежит, перепрыгивая через сугробы и уворачиваясь от прогуливающихся парочек. Я смотрю, как он мчится ко мне, ветер треплет его тёмные волосы, а в этих зимне-зелёных глазах горит огонь.
А потом он останавливается у моих ног, пристально глядя на меня, держа в руке мои наушники.
— Я увидел их, — говорит он. — И понял, что ты была там, и я
